— Днем позже, днем раньше — какая разница, — сказал Ветлугин: дрова, керосин — это совсем не волновало его.
Хозяйка не согласилась:
— Пока погода стоит, дрова просушить надо. Каждый день дорог: скоро дожди начнутся, а там и снег.
Дрова привезли ночью. Узкоглазый шофер хмуро объяснил, что посреди дороги лопнул баллон.
— Заплат на этих баллонах — не пересчитать, — пожаловался он. — И покрышки лысые.
Все еще сказывались последствия войны — не хватало продуктов, самых необходимых промышленных товаров, кое-где были перебои с хлебом. Когда в село прибывал автофургон, к сельмагу устремлялись женщины в надежде купить сахар, манку, рис, подсолнечное масло, одним словом, то, что невозможно было достать в тайге или вырастить на приусадебном участке. Чаще всего женщины возвращались домой с пустыми кошелками: автофургон доставлял в село очередной мешок соли, вино, табак, плавленые сырки и консервированные овощи, на которые местные жители не глядели. Если же привозили сахар, рис, колбасу или что-нибудь другое, очень необходимое и очень вкусное, то около сельмага выстраивалась длинная-предлинная очередь. Те покупатели, кто был в конце, кричали продавщице, чтобы отпускала в одни руки понемногу, а те, кто стоял близ прилавка, норовили купить и сахара, и крупы впрок. Зато водка и спирт в бутылках с черными этикетками в сельмаге не переводились. Промышленные товары — ситец, сатин, сапоги — тоже раскупались быстро. На прилавках лежали пуговицы, гребенки, ленточки и прочая мелкая галантерея.
— Два года назад и этого не было, — утверждала Галина Тарасовна. — Авось доживем до тех пор, когда все будет.
Ветлугин был призван в армию в 1943 году, когда даже в московских магазинах — и продуктовых, и промтоварных — полки были пусты. Вспоминая то время, он думал: «Жизнь улучшается. Медленно, но улучшается…»
Он помог хозяйке выгрузить дрова, пообещал на досуге распилить и расколоть их.
— Без вас управлюсь! — сказала Галина Тарасовна и, застыдившись, объяснила, что у нее ухажер появился — вдовый и одинокий, сватает, но она пока ничего не решила.
Чувствовалось, ей приятно осознавать, что она кому-то нужна.
Она разбудила его, как и обещала, в шесть. Село уже проснулось: над избами висели дымы, повизгивали поросята, кудахтали куры; гуси, вытянувшись в цепочку, важно шествовали к речке; плавно ступая, чтобы не расплескать воду, шли женщины с коромыслами на плечах. Над речкой висела легкая мгла, и все, что было за ней — тайга, сопки, пожня, — казалось плохо напечатанными снимками. Солнце уже взошло, но оно не в силах было пробить плотную стену вековой тайги: лишь тонкие, будто стрелы, полоски проникали в щели между деревьями, ложились блекло-оранжевыми пятнами на стены изб. Небо с каждой минутой голубело все больше, в неостывшем воздухе клубились рои кусачих мошек, от которых ночью не было спасенья, поникшая трава и цветы выпрямлялись, ласточки носились высоко-высоко. Все это снова предвещало жаркий день.
В учительской, когда вошел Ветлугин, было оживленно. Валентина Петровна и Лариса Сергеевна, обе в нарядных платьях, в туфлях на высоких каблуках, листали классные журналы. Толстушка чуть почернила белесые, выщипленные брови, Лариса Сергеевна расплела косу, собрала волосы в пучок.
— С праздничком вас, Алексей Николаевич, — пропела Валентина Петровна. — Вы у нас сегодня именинник.
Ветлугин и сам понимал это. Старался быть спокойным, но напряженно думал: как будет и что, когда он войдет в класс и останется один на один с ребятами, — никто не выручит тогда, не подскажет.
Василий Иванович и Анна Григорьевна пришли вместе. Она подкатилась к дивану, сразу плюхнулась, а он начал степенно обходить учителей — жал им руки, говорил одно и то же: «Отличной дисциплины и такой же успеваемости!» Был он в хорошо отутюженном темно-синем бостоновом костюме, в белой сорочке с накрахмаленным воротничком, в галстуке. Старался говорить веско, убедительно, а губы расплывались в улыбке. Ветлугину он тоже пожелал отличной дисциплины и такой же успеваемости, но без улыбки.
Вчера Василий Иванович попросил жену сходить на урок к москвичу и утром напомнил об этом.
— Может, повременим?
— Не откладывай! — Василий Иванович не очень-то разбирался в методике и педагогике, всецело полагался на опыт жены.
Третий час у Анны Григорьевны был свободный, и она, виновато улыбнувшись, сказала Ветлугину, что пойдет, если он, конечно, не возражает, к нему на урок.
— Пожалуйста, — ответил Ветлугин.
В учительской становилось все шумней, все оживленней. Учителя поздравляли друг друга с наступлением нового учебного года, говорили Ветлугину ласковые, ободряющие слова, советовали не расстраиваться, если ребята поначалу будут задавать каверзные вопросы, добавляли: