Анна Григорьевна уперла локоть в ладонь, приложила к щеке палец.
— Должно хватить.
— Голубики тут тьма и вся крупная, — сообщил Василий Иванович. Ему нравилось, что москвич слушает его с вниманием и как будто с восхищением. Так его слушали, когда он работал в Осоавиахиме и был инструктором в части особого назначения, сокращенно «осназ». То же самое происходило и в школе: педсовет лишь утверждал то, что было обдумано и спланировано им, директором школы.
Послышались женские голоса. Василий Иванович схватил рубашку, поспешно влез в нее.
— Должно, с почты, — предположила Анна Григорьевна. — К телефону вызывают или депеша пришла.
— Можно? — В комнате появились две девушки. Одна из них — розовощекая толстушка с фарфоровыми глазами, безвольным подбородком, мякенькая, пухленькая — кинула на Ветлугина откровенно смелый взгляд и, обратившись к Василию Ивановичу, начала тараторить; другая — статная, тонкая, с капризно изломленным ртом — неторопливо перебирала переброшенную на грудь каштановую косу, пушистую и легкую. Она тоже посмотрела на Ветлугина, но — он мог побожиться — без интереса.
На толстушку Ветлугин взглянул мельком. Ее подруга понравилась ему, особенно глаза — темные, как бы затуманенные печалью. Лицо у нее было белое, слегка удлиненное, нос чуть вздернутый.
Бойко посматривая на Ветлугина, толстушка продолжала тараторить.
— Ничего не понимаю! — отрывисто сказал Василий Иванович.
Толстушка смолкла на полуслове, обиженно поморгала; реснички у нее были белесые, короткие.
— Она утверждает, что окно не Рассоха разбил. — Голос у темноглазой девушки оказался глуховатый, с хрипотцой, и Ветлугин удивленно подумал: «И как ее угораздило простудиться в такую жару?»
Василий Иванович кинул взгляд на толстушку, усмехнулся.
— Это потом обсудим. А пока что познакомьтесь с новым учителем.
— Валентина Петровна, — назвала себя толстушка и протянула Ветлугину ныряющим движением руку с плотно сомкнутыми пальцами.
— Очень приятно, — сказал Ветлугин и перевел взгляд на ее подругу.
Та вяло ответила на рукопожатие, неразборчиво пробормотала свое имя.
— Как? — переспросил Ветлугин.
Она холодно посмотрела на него, произнесла по складам:
— Ла-ри-са Сер-ге-ев-на!
Анна Григорьевна неожиданно улыбнулась, погрозила Валентине Петровне пальцем.
— Признайся, Валь, разбитое стекло — только предлог. С новым учителем не терпелось познакомиться?
Валентина Петровна хихикнула.
— Выдь! — скомандовал сыну Василий Иванович.
Петька молча встал и вышел. Ветлугин подумал, что так, наверное, мальчишку выпроваживают часто. Как только шаги стихли, Батин напустился на жену:
— Сколько раз говорено было — не тыкай при парне учителям и называй их как положено!
Анна Григорьевна пригласила девушек к столу.
— Спасибо, — сказала Лариса Сергеевна. — Только что отобедали. Валентина Петровна окрошку приготовила.
— Квасок сами делали? — заинтересовалась Анна Григорьевна.
— Конечно, сами.
— Рецептик дайте.
— Запишите.
Анна Григорьевна подкатилась к комоду, достала тетрадь в помятой обложке.
— Диктуйте!
Заглядывая ей через плечо, Валентина Петровна продиктовала рецепт. Слова она произносила теперь четко, как на уроке, и Ветлугин с невольным уважением подумал, что эта толстушка, должно быть, неплохая учительница.
Анна Григорьевна уговорила девушек остаться, сказала мужу:
— Петьку верни.
Василий Иванович открыл дверь, покричал сына.
Поначалу присутствие девушек сковывало Ветлугина. Но он скоро освоился, исподтишка стал поглядывать на Ларису Сергеевну. Она не обращала ни него никакого внимания, и это огорчало. Хотелось пробудить к себе хоть какой-то интерес, но как это сделать, Ветлугин не знал. Продолжая делать вид, что он внимательно слушает директора, улыбаясь хозяйке дома, отвечая на игривые вопросы Валентины Петровны, Ветлугин мысленно говорил красивой учительнице: «Посмотри же на меня. Хоть разочек посмотри!» Загадал: если Лариса Сергеевна кинет на него взгляд или — вот была бы радость! — улыбнется, то они станут друзьями. О большем Ветлугин пока и думать не смел.
Валентина Петровна уже давно вела себя так, словно Ветлугин был ее давнишним знакомым, хотя и обращалась к нему — видимо, сказывалась выучка Василия Ивановича — на «вы» и только по имени-отчеству. Ее розовые щечки стали похожими на бутоны, фарфоровые глаза то изумленно округлялись, то начинали искриться, над верхней губой появились крохотные капельки пота; она слизывала его кончиком язычка. Бойко посматривая на Ветлугина, часто просила передать ей то тарелку с рыбой, то еще что-нибудь — Валентина Петровна, судя по всему, любила вкусно покушать. Лариса Сергеевна положила себе маленький-маленький кусочек соленой кеты и не проронила ни слова, несмотря на то что Василий Иванович и Анна Григорьевна старались втянуть ее в общий разговор. Сидела она непринужденно, кивала или покачивала головой, когда к ней обращались, но ее мысли — так показалось Ветлугину — были где-то далеко-далеко, и он с неожиданно пробудившейся обидой решил, что красивая учительница, должно быть, вспоминает сейчас своего жениха, который или служит в армии, или учится в вузе.