С тех пор как Ветлугин поступил в институт, он постоянно сравнивал всех людей с литературными персонажами и сейчас решил, что Василий Иванович пока никого не напоминает, Анна Григорьевна, пожалуй, похожа чуть-чуть на Пульхерию Ивановну, Валентина Петровна — самая обыкновенная простушка, каких тысячи, а Лариса Сергеевна конечно же блоковская Незнакомка. Было приятно думать о ней, мечтать. Ветлугину показалось, что он уже влюбился в эту красивую девушку, хотя они даже не поговорили. Узнал только, что она, как и Валентина Петровна, работает в начальных классах.
Оставшись в длинных — ниже колен — трусах, Василий Иванович почесал грудь, с удовольствием пошевелил пальцами волосатых ног. Анна Григорьевна распустила волосы, запахнула халатик, пряча от мужа дряблый живот.
— Ложиться будем или посидим?
— Как посвежеет, так и ляжем. — Василий Иванович помолчал. — Все прикидываю — останется Алексей Николаевич в нашем селе или деру даст? Москвичи, я слышал, народ балованный: то им не так, это не этак. К водопроводу приучены, к электричеству, а у нас во всем селе только в школе движок, да и тот барахлит.
— В тридцать пятом году поставлен, — напомнила Анна Григорьевна.
— Давно пора сменить! — подхватил Василий Иванович. — А новый где взять? В районо посмеиваются, когда я про новый движок спрашиваю.
— Перебьемся.
— Который год так говорим, а он все хуже и хуже тянет. — Василий Иванович снова помолчал. — Голову ломаю, где новое стекло добыть. Придется, видимо, штрафовать Колькиных родителей.
— Рассохи бедно живут, — напомнила Анна Григорьевна.
— А почему? — Василий Иванович возмущенно повысил голос. — Она чуть что — к попу, а он — в чайную или в сельмаг.
В комнате было жарко, душно. Анна Григорьевна убрала с подоконника герань, чтобы лучше продувало, но и это не принесло прохлады.
— Дождь нужен.
— Нужен, — согласился Василий Иванович. — На капустных листьях черви появились.
— Гусеницы, — поправила Анна Григорьевна.
— Ползают, сволочи. Как бы нам без щей не остаться.
— Завтра опрыскивать буду. Помог бы.
— Поставлю москвича на квартиру и помогу.
Анна Григорьевна неожиданно рассмеялась.
— Заметил, как Валька на него поглядывала?
Василий Иванович поморщился. Он всегда морщился, когда жена называла учителей панибратски, словно близких подруг.
— Замуж хочет.
— Я тоже про это думала, когда молодой была.
Василий Иванович усмехнулся, покровительственно сказал:
— Все женщины к этому стремятся.
— Так, да не совсем, — рассудительно возразила Анна Григорьевна. — Лариска с бухты-барахты замуж не выскочит.
— Больно много понимает о себе.
— Красивая — вот и понимает. Алексей Николаевич это вмиг сообразил. Все старался образованность свою показать, да не удалось.
— Понравился он ей?
— Скрытная она.
«Скрытная», — молча согласился Василий Иванович и мысленно пробежал глазами анкету молодой учительницы. Придраться было не к чему: мать — бухгалтер, отец — инвалид второй группы, брат служил в армии, в первые дни войны пропал без вести. И все же Батин ощутил какое-то беспокойство. А почему оно возникло, не мог понять: слова Ларисы Сергеевны о попе не воспринял всерьез, свое недовольство выразил просто так, для порядка. Подумал и сказал:
— Кабы поладили они. Тогда можно было бы не тревожиться, что он удерет. Детишки пойдут и все прочее. Женатому человеку с насиженного места непросто сдвинуться. Годика три поработал бы, потом, глядишь, в директора выдвинулся бы.
— А тебя куда?
Василий Иванович кашлянул:
— В районо уже косятся: директор, а без диплома. Возьмут и скинут.
— Что ты, что ты, — разволновалась Анна Григорьевна. — Другого такого директора не найти. Сколько раз нашу школу похвальными грамотами-то награждали?
— Шесть раз.
— А ты говоришь — скинут.
Анна Григорьевна считала мужа хорошим директором, восхищалась им, как восхищалась в молодости, когда Василий Иванович был боксером. Щупловатый юноша, почти мальчишка, во время поединка с мастером спорта покорил ее своим бесстрашием. Молодые люди познакомились, стали встречаться. В первое время Анну Григорьевну, тогда просто Аню, студентку педучилища, смущал рост ухажера: сама она была выше и склонна к полноте. Вскоре они поженились. Родив сына, Анна Григорьевна раздалась еще больше. Рожала она часто, но младенцы умирали, не прожив и месяца; с каждым годом толстела — даже голодноватые военные годы не сказались на ней. Весной ей стукнуло тридцать восемь лет — столько же, сколько и мужу. Но выглядела Анна Григорьевна старше его: хозяйство, роды, то да се. Василий Иванович «держал форму», даже намека на животик не было: только волосы посеребрились на висках — первый признак уже недалекой старости.