— С того лета, когда встретила вас на Егозе, я какой-то иной стала. Будто в моем окошке тоже зажегся свет. Все время думала о вас. Забывала — напоминал Бориска. Чем вы его приворожили?
— Не знаю, — пожал плечом Андрей. Близость женщины волновала его, будоражила. Да, Егоза! Гористые дали, голубые ветры, чудный аромат земляники. Там-то и появилась эта маленькая, милая женщина, как-то вдруг стала близкой. Жалел ее тогда, а вот сейчас убедился: напрасно. Она не нуждалась в жалости. Ее сердце тянулось к нему, трепетно ждало, что его сердце отзовется, подарит ей не только дружбу, но нечто большее… Это он понял и растерялся. Действительно, было в ней что-то глубокое, нерастраченное: это притягивало. Нет, у него есть Дуся. Она ждет, верит… У них много загадано на будущее.
— Пора, — поднялся Андрей, и Нина Петровна молча согласилась. Он боялся взглянуть ей в глаза.
Тете Нюре скромная, разговорчивая Орлова понравилась. Она вскипятила самовар, и все трое не спеша пили чай. Уходя, Нина Петровна попросила Андрея наведаться завтра: попрощаться. После ее ухода тетя Нюра, обычно скупая на похвалы, сказала:
— Видать, славная женщина. Она как, родственница вам?
— Нет, — покраснел Андрей. — Знакомая.
— Душевная, что и говорить.
Ворочался в постели долго — не мог заснуть. Преследовали зовущие, ласковые глаза Нины Петровны. Хотел бежать от них и не мог. Они тревожили сердце.
Назавтра Андрей и сам удивлялся нетерпению, с каким ждал положенного часа, чтоб идти к Орловой. Она встретила радостно, помогла снять пальто.
— До поезда еще два часа, — сказала она. — Успеем наговориться.
Андрей присел на стул, она — на диван, напротив. Подняла глаза на него, и он вздрогнул: эти глаза не давали покоя ночью… Настойчивые, цепкие. Сейчас не выдержал, потупился. Она женским безошибочным чутьем поняла, что добилась своего — смутила его душу. Спросила с надеждой, переходя незаметно на «ты»:
— Обо мне-то думал, Андрюша?
Ответил не сразу, но честно:
— Мало.
Не обиделась. А он почувствовал какую-то скованность, не ведал, как поддержать разговор. Начала сама:
— Всякий человек хочет счастья. Я тоже мечтала о нем. Два раза оно улыбалось мне, и два раза я не сумела уберечь его. Может быть, и не от меня зависело, а все-таки жаль. Ничего, что я откровенничаю?
— Пожалуйста…
— На Егозе поверила в счастье третий раз, хотя и глупо сделала. Ты ведь не давал мне повода надеяться. Но я верила, не знаю почему, но верила, а какой-то внутренний голос убеждал: верь, обязательно верь. Я много раз порывалась в Челябинск, сдерживала себя, а тут решилась. Потревожила тебя.
— Да нет, почему же.
— Ох, если б ты знал, Андрюша, сколько силы порой во мне бродит! Ох, страшно подумать. Любви у меня хватит на две жизни. И хочу любить, любить, всем сердцем, без оглядки, навечно. Счастья хочу и сама могу дать его другому…
Она замолчала, тяжело дыша, зажала виски ладонями. Вздохнула и почти шепотом продолжала:
— Господи, я совсем, совсем не то говорю. Не то… Не слушай меня, Андрюша. Я хотела сказать, что сердце мое разрывается от одиночества. Один сын — и никого больше на всем белом свете. Да вот тебе поверила. Еще там, на Егозе. Ты ведь понял меня, и я жила надеждой. Эта надежда пригнала сюда… Не знаю, что будет, если она рухнет. Прости, Андрюша… Мне надо выговориться…
Она заплакала. Андрей не шелохнулся. Знал: если пожалеет ее, скажет что-нибудь в утешение, то не устоит. Он еще никогда не встречался с такой силой женского обаяния.
Стоило бы ей подняться с дивана, положить ему на голову руку, и он бы пошел за ней на край света. Но она этого не увидела, так сильно была расстроена.
Уже на вокзале, окончательно успокоившись, упрекнула:
— Ты мне так ничего и не сказал.
— Потом, — ответил Андрей. — Ты налетела на меня, как вихрь. Я не успел разобраться в себе. Это ведь так трудно.
Нина Петровна немножечко повеселела: хорошо, что он не оттолкнул ее совсем. Надежда еще не угасла.
Вернулся домой грустный. На столе увидел письмо, вспыхнула радость — от Дуси! И моментально погасла. Ничего-то не знаешь ты, Дуся. До вчерашнего дня все было ясно и просто. А со вчерашнего дня началась смута…
Андрей вздохнул и разорвал конверт. Дуся писала, что живет хорошо, обратно доехала без приключений.
«…Я рада за тебя, Андрюша. Теперь ты скоро поправишься. Ох, как хорошо! И приедешь к нам! Ты ведь обязательно приедешь к нам, Андрюша?
Андрюша, дорогой, у меня к тебе просьба, и ребята все просят. Побывай на заводе. Пишем, пишем им, а они как в рот воды набрали. Была я у них тогда, обещали и опять, наверное, забыли. На целину провожали, кучу с коробом наобещали, клялись и божились, что не забудут, а сами второй год шахматы и литературу выслать не соберутся. Андрюша, это не только моя просьба, это просьба комитета комсомола и считай ее комсомольским поручением. Ты ведь сделаешь, Андрюша, правда?