Выбрать главу

— Поганец! — как-то неуместно восторженно проорал…

Лёка догадалась, что никто иной, как Водяной дедушка. Хотя при других обстоятельствах никогда бы не додумалась. Никакого пучеглазого зелёного старикана с рыбьим хвостом или непомерно длинными ногами. Водяной был мужчиной — по меркам живых — лет тридцати пяти. Ростом выше среднего, крепкий, круглолицый, мохнобровый — лишь борода, пожалуй, по-сказочному длинновата и пышновата: её кончик путался у хозяина в ногах. Да вместо кожи меленькая чешуя цвета лёгкого загара. Вот и верь официальной мифологии.

На теле пресноводного владыки красовалась майка-тельняшка и грубые штаны с широким флотским ремнём. На правом предплечье прямо поверх чешуи татуировка якоря с пятиконечной кремлёвской звездой, на левом флаг ВМФ СССР. Под ним штурвал и лента с какой-то надписью, на которой глаз распознал только дату: 1964. Вместо гусиных лап с перепонками, коровьих копыт или хвоста обычные мозолистые ступни.

— Понятно, почему в старину по праздникам мельники заливали в речку водку, — констатировала Ветка. — И закуску бросали. С чаем и пирожными к такому не сунешься.

— Не умничай, — насмешливо бросил ей Водяной, оглядывая поле битвы с недобрым прищуром белых глаз.

И почти тут же досадливо сплюнул:

— Упорхнула птичка!

Полуголая птичка не только упорхнула сама — оглядевшись, поняла Лёка — но и прихватила свой бездонный мешок. Жаль, что барханы из пепла на память оставила — поморщилась она, вновь чихнув на весь тутошний лес.

— Сейчас поправим, — проворчал хозяин вод и болот, подмигнув картинно подбоченившейся Ветке.

Которая не преминула выставить напоказ длинную стройную ножку — благо самая нижняя петлица ферязи не давала это сделать выше… дозволяемого приличиями. Интересно — ловя слетавшиеся к ней стрелки, подумала Лёка — а в 1964 уже носили мини юбки? Или у этого, скажем так, свежезаклятого морячка Веткина шалость вызовет культурный шок?

— Занозистая, — кивнув на баловницу, подмигнул ей Водяной и пошевелил пальцами ног.

Только тут она заметила, что перепонки между ними всё-таки есть. Плавать удобней — согласилась она, рванув прочь от берега.

Берёзка, за которую ухватилась обеими руками, выгнулась, жалобно скрипнув. Когда гигантская волна схлынула, Лёка выпустила спасительницу из своих объятий, тряхнула мокрыми волосами и вежливо поблагодарила:

— Спасибо, что вмешались.

— Да…, — вдруг смутился пресноводный владыка, почесав в загривке. — Вроде не за что.

— В смысле? — подскакала к ним мокрая, как утопленник, Ветка, стряхивая с обновки тину. — Это не спасение? Нас взяли в плен?

Водяной решился и, махнув рукой — дескать, гори оно всё — честно признался:

— Вас взяли в наживки.

— То есть? — осторожно поднажала Лёка, желая знать всю подноготную.

— Может, ну его? — пошёл на попятный бородатый темнила, косясь на угомонившееся озеро. — Какая разница? Всё же обошлось.

— Обошлось, но по нам проехалось? — догадалась сметливая сестрёнка.

— Ну, проехалось малёхо, — проворчал Водяной и решительно пошлёпал к воде.

— Это не Бака нас ловил? — прилипла к нему Ветка банным листом, семеня рядом с задранным подолом, дабы не испачкать его в грязи. — Это его на нас ловили?

— Ну, да, — нарочно не оборачиваясь, чтобы не демонстрировать свою фальшиво покаянную рожу, пробубнил этот комбинатор. — Как узнал, что Гошка на вас танком попрёт, так и понял, что пошлёт этого чёрта тощего вас попугать. А у меня с этой гнидой свои счёты. С ним и с его подружкой Саткой.

— А кто это? — в неистощимом стремлении разузнать, как можно больше о враге, затеребила его Ветка. — Мы читали о Чернобоговой шайке. Там вроде о Сатке ничего не написано.

— А про Мазату там, случайно, не сказано? — остановился Водяной, смирившись с тем, что не отстанут.

— Сказано, — удовлетворённо поддакнула юная следопытка. — Мне ещё показалось, что имя у неё какое-то… нелепое.

— Потому, что исковеркано, — нравоучительным тоном пояснил Водяной. — Она в их кодле самая древняя. Не удивлюсь, если ещё с неандертальцами бегала. Истинное имя: Ма-са-та. Это ещё самый первый человеческий язык. Ма, значит, первооснова. Как мать или мамон, — хмыкнув, похлопал он себя по внушительному брюху. — Са, значит, своя собственная. А проще: сама по себе. Та, значит, твердь, несокрушимость. Если сложить вместе, получится что-то вроде: сама себе незыблемая первооснова. Чуть ли не богиня. Редкая сука. Настоящий враг. Её сам Гошка опасается. А его уже боятся все остальные.