— Не люблю, — устало выдохнула она, возвращаясь в гостиную. — Я полежу немного? Что-то меня как-то вдруг придавило.
— Можешь забраться под плед. Одетой, — разрешил Олег.
— Спасибо, — почти промычала Лёка, ощущая, как оберег на груди становится всё горячей, словно пытается её приободрить.
До лежанки она буквально доволоклась из последних сил. С трудом оторвав от неё чугунное покрывало, рухнула на край и тут же свернулась калачиком. Он пришёл следом и укрыл её. А потом Лёка провалилась в тяжёлое липкое, переполненное ароматами без запаха забытьё.
Проснулась оттого, что её ногти впились в живую плоть. Не вгрызаясь, а нежно беспрепятственно проникая, будто лезвие бритвы. В этом было больше хищного, чем в звуке хриплого прерывистого дыхания навалившегося на неё зверя. Зверя с горячей гладкой кожей и стальными тисками вместо рук.
Зверь не пытался её загрызть. Зверь брал её с неистовством бушующего в тайге пожара и стылым безмолвием вечных льдов. Боль столкнулась с наслаждением, и лавина смешавшихся стихий ушла в землю, как кровь из обнажённых вен.
Лёка застонала от немыслимого удовольствия и…
Проснулась.
С трудом разлепив веки, разглядела в скупо освещённой камином комнате Олега. Тот сидел в кресле, вытянув ноги, и преспокойно лопал мясо. Брал его из глиняной тарелки прямо пальцами и задумчиво отправлял в рот. Медленно, нечеловечески медленно двигая челюстями. В его сощуренных и оттого ещё больше раскосых глазах пылал огонь. А ледяная бесчувственность покрывала лицо несокрушимой маской.
Сон или не сон — грохочущими булыжниками катались в голове Лёки тяжёлые угнетающие мысли. Рука нащупала нетронутую молнию брюк. Пиджак был застёгнут на все пуговицы. Сон или не сон — сквозь медленно рассасывавшуюся в глаза муть всматривалась она в Олега.
Тот переоделся. Джинсы… ковбойка застёгнута на все пуговицы, кроме верхней. На столе почти пустой бокал, в тарелке осталась пара кусков мяса. Значит, он преспокойно сидит там, трескает, а у неё внизу живота истаивают последние всполохи оргазма.
Сон или не сон? Оберег прекратил её поджаривать: либо устал, либо отчаялся донести до пустоголовой какую-то важную информацию.
Не услышав, а, скорей, почувствовав её возню под пледом, Олег медленно повернул голову. Внимательно посмотрел на взъерошенную, зарывшуюся в лисий мех по самые глаза дурочку и невозмутимо обрадовал:
— Ты так стонала, что уже хотел тебя разбудить. Дурной сон?
— Восхитительный, — вдруг выдохнули за неё её губами.
— Что снилось? — отставив на столик тарелку, почти безучастно поинтересовался он.
Неспешно ополоснул руки в глубокой чаше с водой. Вытер салфеткой губы. Опустошил бокал и поднялся.
— Не подходи, — моментально засвербело в душе от нахлынувшей тревоги.
— И не собирался, — чуть мягче заверил Олег.
Присел у камина, стал подбрасывать в топку берёзовые полешки.
— Ты меня любишь? — вновь затеяли самодеятельность подлые губы. — Или я вписываюсь в образ?
— Ты раздразнила во мне желание вновь ожить, — чуть подумав, ответил он красиво и непонятно.
Желание жить — это понятно. А желание ожить отзывается в душе саднящей болью. Взявшейся невесть откуда, словно подобранный и машинально опущенный в карман чужой проездной. Ни происхождения его не знаешь, ни что с ним делать дальше.
— Это для тебя важней тебя? — просто фонтанировала в ней глупость, замешанная на твёрдом желании знать.
— Ещё не разобрался, — задумчиво пробормотал Олег, покачиваясь на корточках куклой неваляшкой. — И пока не знаю, что победит.
Вот — моментально зацепилась за его слова Лёка. Ей надоело позорить себя за бесчувственность. И ощущать себя какой-то ущербной. Возможно, душа догадывается, что он добивается хозяйку не из любви, а для того, чтобы избавиться от игры в прятки с самим собой. Что она для него не женщина, а индикатор. Или стимулятор — что также обижает.
А сон? Она влюбилась, наконец-то, или не влюбилась? Ведь там, во сне жутким зверем предстал именно он. И ей было очумело хорошо. Вот и сейчас где-то глубоко-глубоко теплится позыв…
— Я не могу от тебя отказаться, — продолжал изливать душу Олег, рождая ощущение, что он всё давит и давит на неё медленно сползающей каменной плитой.
— Помочь? — стараясь унять подбиравшееся раздражение, открыто спросила она. — Если скажу «нет», легче будет узнать, что победит. Лишние элементы всегда усложняют конструкцию, но не всегда дают положительный результат.