– Вот как! – оценила мой юмор моя собеседница. – Ну, замечательно. Думаю, мы с вами договоримся. А кстати, в других издательствах вас уже прочли?
Мне не хотелось заходить во вранье чересчур далеко, и я ограничилась спасительной в таких случаях полуправдой.
– Читала неофициально знакомая, которая работает в издательстве. Но она готова в любой момент начать официальные переговоры.
В ответ моя собеседница поспешила назначить день встречи.
Приняли меня достаточно любезно. Гонорар предложили весьма скромный, зато на будущее обрисовали самые радужные перспективы. Главных условий поставили два. Во-первых, мои романы будут выходить под псевдонимом. Меня такое вполне устраивало. Я совершенно не хотела, чтобы о моем тайном занятии раньше времени прознали родные. Добьюсь успеха, тогда пожалуйста, а провалюсь – никто и не узнает о моем позоре. Во-вторых, «Атлантида» хотела от меня не меньше шести книг в год. Тут я уперлась насмерть. Не больше четырех, и точка!
В глубине души я совсем не была уверена, что и четыре смогу сочинить, однако попытка не пытка. На четыре романа врагов, которых хотелось бы убить, наскребу. А если совсем станет туго, еще раз прихлопну в другом обличии Эмму Никифоровну. Эта стерва по-прежнему мне досаждает, вот пусть и получит.
Четыре книги их тоже устроили, хотя и согласились они со скрипом. Мол, массовый читатель не любит слишком больших перерывов. Тут я позволила себе огрызнуться: массовый писатель все-таки не автомат.
– Ну, как писателю вам еще предстоит утвердиться, – осадил меня крупный и вальяжный зам главного редактора.
– С вашей помощью, надеюсь, получится, – решила я капнуть ему бальзама на душу.
– С нашей помощью у всех получается, кого мы, конечно, выбираем.
Я поняла, что в «Атлантиде» не страдают от ложной скромности. Впрочем, какая разница. Меня выбрали, мои романы хотели печатать, и я была счастлива.
Псевдоним мы придумывали вместе с Лялькой.
– Ты, можно сказать, моя литературная крестная мать, в издательство меня заставила идти, вот я и хочу псевдоним в честь тебя, – заявила я.
– В смысле имени или в смысле фамилии? – уставилась на меня Лялька.
– Естественно, имени. Фамилия точно не подойдет. Они потребовали ярко выраженную русскую.
– Ну, тогда мое имя сгодится. Только, по-моему, Людмила для литературного псевдонима скучновато.
– Да вот мне тоже так кажется, – согласилась я. – Я-то хотела для живости Лялей назваться.
– Какой-то детский псевдоним. Ты же, Таська, не сказки пишешь.
– Сказки, но только не детские. А от чего еще Ляля сокращенно бывает? – продолжала я размышлять вслух.
– От Ольги, от Елены… Погоди-ка, – она кинулась к стеллажу. – У меня ведь есть книжка про имена. Давай почитаем. Вдруг попадется что-нибудь интересное.
И нам попалось имя Евлалия.
– Такое необычное! – восхитилась Лялька. – Во-первых, сразу запоминается; во-вторых, ни у кого из нынешних писательниц наверняка такого нет; в-третьих, ты погляди, что оно означает в переводе с греческого. Красноречивая! – воскликнула она. – Для будущей великой писательницы лучше не придумаешь.
Я тоже оценила наш выбор. Теперь красноречивой Евлалии осталось придумать русскую фамилию.
– Может, Иванова? – предложила я.
– Банально и примитивно, – поморщилась Лялька.
– Ну, Петрова, Сидорова… Они просили русскую и попроще.
Фамилию мне придумал Персик – Лялькин шикарный палевый перс. Вспрыгнув на стол, он замяукал дурным голосом.
– Совершенно верно! – воскликнула я. – Ты, Персик, гений. Евлалия у нас будет Котова.
– Евлалия Котова… – задумчиво, словно пробуя словосочетание на зуб, проговорила Лялька. – А ведь звучит.
В «Атлантиде» тоже сказали, что звучит. Ярко, по-русски и душевно. Так состоялось мое второе рождение.
Первая моя книжка прошла совершенно незаметно, и я радовалась, что скрыта под псевдонимом. Писать, однако, я продолжала, ибо в издательстве по моему поводу царило полное спокойствие. Проект мой никто закрывать не собирался, а мне говорили: «Наберитесь терпения, все идет нормально».
Успех я ощутила по выходе шестого романа, когда, случайно зайдя на соседнюю кафедру, увидела свою книгу в руках у лаборантки. Она читала взахлеб.
– Интересно? – словно бы невзначай полюбопытствовала я.
– Очень! – Она отвела от текста осоловелый взор. – Легко читается, и прямо как в жизни. У меня все подруги Евлалию Котову обожают. Вот. – Она продемонстрировала мне мое собственное творение. – Это уже ее шестой. И пять предыдущих у меня тоже есть. Хочешь, Тася, завтра тебе принесу?
– Сама куплю, – с трудом выговорила я.
Меня охватило сложное чувство. Смесь пьянящей эйфории оттого, что меня так упоенно читают, с некоторым злорадством, ибо я живо вообразила ее лицо, когда она узнает, кто на самом деле автор ее любимых романов. Ведь рано или поздно это произойдет.
Вершиной моего торжества стал день, когда мой последний роман выпал на пол из открытой сумочки Эммы Никифоровны.
– Вы это тоже читаете? – не удержалась я от вопроса.
– Когда в метро еду, – ханжески поджав губы, откликнулась моя врагиня. – Надо же быть в курсе современных тенденций.
«Ё-моё, Тася, ты уже современная тенденция!» – воскликнула я про себя.
Между тем я по-прежнему работала лаборанткой и даже, не без маминых, конечно, усилий, поступила в аспирантуру. Для конспирации. Чтобы родительница ничего не заподозрила. В учебе была своя выгода. Теперь я могла писать сколько угодно и когда угодно.
Это называлось: «Таисия занимается». Да и мучителей, которых хотелось убить, благодаря аспирантуре в моей жизни прибавилось. Тоже полезно.
Жизнь моя, однако, день ото дня усложнялась. Чем мои книги делались популярнее, тиражи больше, а гонорары выше, тем больше у меня возникало проблем. Во-первых, очень сложно оказалось равномерно совмещать писание книг, работу на кафедре, учебу в аспирантуре и Виталия. Как я ни старалась, что-то из этого обязательно провисало. Во-вторых, мне было все труднее скрывать свои реальные доходы. Каждая покупка вызывала шквал вопросов у мамы. Приходилось все списывать на щедрость Виталия. Ситуацию это не разряжало, скорее наоборот. Мама на дух не выносила Виталия. Он, естественно, был мне не парой, даже то, что он физик, его не спасало. Ведь он был женат! Когда же от него ко мне якобы потек ручеек подарков, моя родительница немедленно заподозрила, что он занимается каким-то сверхкриминальным бизнесом.
– И как маскируется! – возмущалась она. – Ходит в чем-то потертом и старом, ездит на раздолбанном «Москвиче». А тебе сапоги за четыреста долларов дарит. Предупреждаю, Таисия, ты играешь с огнем. Добром это не кончится. Не говоря уж о том, что ты превращаешься в продажную женщину.
Вопрос ребром поставило издательство. Они категорически требовали увеличения моей годовой выработки как минимум до пяти книг.
– Таисия Никитична, мы вас просто не понимаем, – убеждал меня генеральный директор. – Мы готовы значительно повысить вам гонорар. Что вы цепляетесь за свою копеечную лаборантскую работу? Зачем она вам нужна?
– У меня еще аспирантура.
– Зачем она вам? – простонал главный редактор. – Вы же известная писательница. По своей специальности никогда ведь таких денег не заработаете. У нас сейчас намечен грандиозный проект вашей дальнейшей раскрутки. Начнем с Московской книжной ярмарки, затем везем вас во Франкфурт, на международную книжную ярмарку.
– Туда-то зачем? – удивилась я.
– Наши западные партнеры вами очень интересуются.
– Они же меня не знают.
– Мы вас пропагандируем, – обиделся главный редактор. – И чтобы о вас узнало как можно больше людей, между ярмарками будет целая серия материалов в прессе, большие интервью с вами и непременно ваши выступления на телевидении.