Разумеется, никому до меня не было дела. Кто-то из видевших меня тогда, около двух лет назад, уже помер, кто-то сейчас помирал, кто-то из последних сил стремился спасти домочадцев. Встретил старуху, которую тогда чёртом пугал. Она уже едва ходила, только и могла, что сидеть на скамейке, греться на солнышке. Языком, правда, по-прежнему бойко орудовала. Не то слепнуть стала, не то забыла обо мне: не признала.
Я пробовал выведать разгадку от тайны, мучившей меня, расспрашивал, денег кому-то дал. Безуспешно. Никто меня-то не узнал, откуда ж им знать, кто тогда меня треснул по голове, кто спас! Два дня бился как рыба об лёд, потом потерял надежду. После всех тех дней искать моего спасителя, да напавшего на меня всё одно ж, что искать иголку в стоге сена! Аж досада берёт...
Решил пойти в ближайшую церковь да помолиться за Пахомова и Семёнова, сгинувших на этой земле. Молиться-то я разучился уже. Вот когда ещё мать была жива, женщина верующая и строгая, тогда ещё, мальчишкой, молился, как надо было, а после разучился. Впрочем, сейчас молитва у меня вышла бы хоть и неумело, неправильно, но зато искренно, от души. Надеюсь, что Богу такая молитва будет люба. Первая моя молитва за двадцать с чем-то лет...
Вскочил на лошадь, поехал по деревне, провожаемый завистливыми взглядами стариков и детей. Да, лошадёнку я в спешке славную купил, не чета вашим тощим полудохлым клячам! На такой и в бой выехать не стыдно! За околицей села едва не раздавил какого-то оборванца, рассевшегося посреди дороги. Он ковырял грязную землю большой толстой крючковатой палкой. Лошадь, которую я пытался остановить, сбросила меня. Раньше будучи здоровым, удержался бы, а так...
Больно ударился спиной, коленом. Со стоном сел, помянул всех известных и неизвестных мне людей, в том числе предков оборванца. Мужчина поднял на меня ясные ласковые светло-серые глаза, дружелюбно спросил:
- Помочь тебе, добрый человек?
- Я тебе покажу доброго человека! - взвился я на ноги, рванулся к нему, схватил его за плечи, встряхнул.
- Не сердись, добрый человек! - попросил он мягко, - Дай мне похоронить друга, как подобает!
Друга? На дороге? В такой крохотной дыре? Что за бред?! Он ж не пьян!
От растерянности выпустил его. Оборванец подошёл к небольшому камню, валявшемуся около дороги, поднял с него листок подорожника, опустил травинку в ямку. Я разглядел раздавленного комара. В недоумении смотрел, как юродивый зарывает прибитого кем-то кровопийцу, присыпает землёй, встаёт около нелепой могилы на колени, читает молитву. И ради этой-то твари он мне путь перегородил?!
Мужчина закончил молиться, поклонился маленькому холмику, который вскоре сравняют с землёй. Поднялся с колен, дружелюбно мне улыбнулся:
- Не сердись на меня, добрый человек. Добрую Божью тварь похоронил.
- От доброты эти кровососы тучами на людей бросаются, не иначе!
- Мы из земли вышли, в землю и уйдём. А когда путь наш оборвётся - на то Божья воля, - тихо произнёс оборванец, - Жаль, не всякому на могилу поставишь крест - сомнут, растопчут.
Поймал успокоившуюся лошадь, забрался в седло. Хотел было ехать, но глупая надежда остановила меня.
- Скажи, а ты знаешь, где прах офицеров, убитых во время Пугачёвского бунта?
Юродивый грустно покачал головой, сказал:
- Я далече был, выполнял Божье поручение, потому их могил не видал.
Что-то в лице его мне вдруг показалось смутно знакомым, но, похоже, прежде мы с ним и не встречались. А впрочем, мало ли таких лиц на Руси?
Добрался до ближайшей церкви, построенной на месте прежней, сожжённой бунтовщиками. Заказал тощему бледному священнику молитву за упокой Пахомова Семёна Ильича и Семёнова Александра Сергеича. Долго стоял напротив иконы Иисуса и молча смотрел на неё. Как мог, так и помолился. А помощи в поисках не просил: не подобает мне, грешному, не молившемуся долгие годы, что-то там у Господа Бога требовать! А умолять - ни за что! Я слишком гордый, чтобы кого-то о чём-то умолять! Ну, разве что, пусть земля им будет пухом, удалым моим товарищам! О большем и нечего мне у Бога просить!