Один раз она пригласила меня к себе в комнату. Все было черным. Она покрасила потолок и стены густым черным цветом. На полу лежал толстый матрас, покрытый черной простыней и черным стеганым одеялом. Еще в комнате находился черный туалетный столик и телевизор, который стоял на полу рядом со спальным местом. Сверху на телевизоре лежала Библия. Клер закрыла за нами дверь, и комната погрузилась во тьму.
— Как ты тут хоть что-то видишь? Она включила свет.
— Видеть здесь нечего, — сказала Клер. — Но отлично смотреть телевизор.
Он включила телевизор и снова выключила свет. Мы оба уселись на матрас. Было ощущение, что я оказался на кровати, стоящей в кинотеатре.
— У тебя нет компьютера?
— В кабинете у отца, — пояснила она. — Он позволяет мне им пользоваться, но мне не очень нравится на нем работать.
— А как насчет стереосистемы?
— Нет, — сказала она.
По ее тону было понятно, что она считает меня сумасшедшим за одну мысль о подобном. Это у нее было общее с Анной — похоже, она могла перевести любой разговор в то русло, в которое хотела, и прекратить обсуждение тем, которые сама не хотела обсуждать. Собеседник же чувствовал себя дураком, если продолжал об этом говорить.
— В любом случае я мало провожу времени в этой комнате, — сообщила Клер. — Я здесь сплю — вот, пожалуй, и все.
— Ты воспринимаешь слово «спальня» буквально, так, что ли?
Клер рассмеялась:
— Именно это сказала Анна, когда впервые попала сюда.
* * *Я спросил Клер, не отвезет ли она меня в одно место неподалеку, и она согласилась.
При въезде в город с юга, по трассе № 251, первым видишь кладбище. Оно находится сразу же слева и полностью окружено старой каменной стеной. Оно занимает примерно пять акров. Я всегда задумываюсь, откуда жители столько лет назад могли знать, насколько большое кладбище потребуется городу. Наверное, они просчитали, что люди будут умирать всегда, поэтому отвели для кладбища довольно большой участок, чтобы хватило надолго. На нем встречались могилы, датированные концом восемнадцатого века. Там были похоронены первые семьи, перебравшиеся в город. Их плиты стали почти гладкими, имена, даты жизни и смерти, надписи почти стерлись. Иногда было невозможно сказать, кто там похоронен. Многие плиты потрескались или накренились Другие же стояли прямо и выглядели новыми. Клер припарковала машину, и я вышел.
— Наверное, я останусь здесь, — сказала она.
Я пошел к воротам, а затем услышал, как хлопнула дверца ее машины. Я подождал, пока она меня нагонит. Ворота оказались заперты, и мы перелезли через низкую каменную стену. Я пошел мимо ровных рядов могил к месту в самом конце. Я запачкал снегом перед пальто, Клер подошла ко мне и стряхнула его.
— По крайней мере, следует одеться прилично, когда заходишь в такое место, — пошутила она.
Мы с Клер постояли над могилой Дэниз. Там не было никакого надгробного камня, только маленькая плоская металлическая пластина на уровне земли. На ней значилось ее имя и даты рождения и смерти.
— Это моя сестра, — пояснил я.
Что еще можно было сказать? Что еще я о ней знал? Не осталось ни фотографий, ни рассказов. Для этого просто не было времени. Я думал, что случившееся значило для матери и отца, которые держали ее в руках и привезли ее домой из больницы, только чтобы возвратиться туда же неделю спустя, а затем вернуть ее в пустоту.
— Я не знала, — сказала Клер.
— Мы никогда сюда не приходим.
По обе стороны находились пустые участки для остальных членов семьи, чтобы мы все в дальнейшем лежали вместе. Это казалось неудачной шуткой. Я повернулся и осмотрел кладбище. Надгробия стояли ровными рядами, торчали повсюду. Я задумался, сколько времени станут ждать Каины до того, как отметить жизнь Анны каменной плитой.
Я представлял пышные похороны, на который соберется весь город. Все оденутся в черное. У меня был только один костюм, который родители купили как раз для подобных мероприятий. Если не ошибаюсь, было сказано, что «для свадеб и других мероприятий, на которые следует ходить в костюме». Но я его никогда не надевал. Я представлял, как все стоят в глубоком снегу и с серьезным видом слушают священника. Он произносит над могилой Анны положенные слова, потом ее черный гроб опускают в яму, пахнет воском и деревом. Я сотни раз представлял и собственные похороны. На них собирается весь город и плачет, не в состоянии продолжать жить без меня. Я представлял это, потому что знал: такое никогда не случится. Но в случае Анны все было почти реально, и от этого становилось грустно. Я представлял мистера и миссис Кайн, стоящих в снегу на кладбище и тихо плачущих рядом с гробом. Они уже, вероятно, хоронили ее сотню раз у себя в сознании, пытаясь приготовить себя ко дню, когда похороны состоятся на самом деле. Но что хоронить? Что они сделают, если ее никогда не найдут? Похоронят пустой гроб или просто поставят плиту? Такие вопросы нельзя задавать вслух.