— Дедушка, это ты сделал?
— Я придумал, эскизы набросал, а сделать — у меня опытное производство есть. Попросил ребят, сварили и собрали, тем более у многих ребятишки помладше тебя, многие идеей загорелись. Так что в зоопарк сможем с комфортом ехать, главное — погода.
— А что себе крышу не сделал? Что бы от погоды прятаться?
— А что мне прятаться, да и удовольствия меньше.
Поужинали, аппарат опробовали. Хорошо получилось, если не торопиться и не трясёт особо. Да и ни к чему торопиться. Проехали почти до самой стройки. Новые корпуса политеха строят. А на пустыре рядышком уже вагончики передвижного зоопарка расставляют. Как раз к субботе торопятся.
Я перед сном ещё на веранде посидел, посмотрел вокруг. Вот Инга на будке своей дрыхнет. Собака, как собака. Попробовать нарисовать её. Беру бумагу и карандаш и всё сразу меняется. Как будто у неё поверх шкуры ещё шуба чёрная, серебряной сеткой опутанная. А ведь злющая она псина. Неумная к тому же вот её кто-то сеточкой и спеленал, что бы злость её дурная наружу не вышла. Нет, не буду я её рисовать, как бы хуже не сделать. А вот и Петрович, лёгок на помине. К следующей кошке пробирается. А дымка вокруг него красная, яркая такая, весёлая. Весело ему жить теперь, даже доминошниками интересоваться перестал. Вот бабушка пришла. Её дымка зелёная, только вокруг головы как платок синий повязан, это она по маме моей скучает. Я конечно тоже скучаю. Мама с папой, конечно пишут и посылки присылают, но не часто. Работы много , да и далеко, я по карте посмотрел.
— ну что ещё нарисовал, Васнецов ты наш?
— мне бабушка до Васнецова ещё учится и учится, а давай я Кипренским побуду, твой портрет нарисую?
— Что бы я потом деду покою не давала, смеётся бабушка. Нет, погоди пока не нужно.
Поболтали ещё о разных разностях, а про мои ноги ничего не говорили. Дедушка тоже на крыльце посидел, посвежело, а меня в сон стало клонить. Что-то я сонливый какой-то стал, раньше вон и не успокоюсь до полуночи. А сейчас и днём сплю и ночью книжки не читаю.
8 Июня 1973.
После завтрака мы сразу в зоопарк покатили. Через турникет нам никак, поэтому тётенька билетёрша попросила девочку нам показать, как через ворота проехать. Вагончики все в круг поставили и снизу загородили, а посередине большое корыто стоит, заборчиком огороженное. Табличка висит «Бегемот», а никого там не видно. В разных клетках разные звери. Едем по кругу, смотрим. Плохо им тут в клетках, ладно ещё не холодно.
Лев в дальний угол залёг — спит что ли. А он совсем не такой как по телевизору показывают. Грива свалялась, усталый он, какой-то. Беру карандаш, бумагу. Нет, такого рисовать — потом весь день спать буду. Вон на нём сколько всяких грустностей и болячек. Одну срисую, другая его донимать станет. Оказывается, не всегда стоит со своей помощью встревать. Сначала всё рассмотреть, обдумать нужно. Это не только к технике, но и к людям относится.
Ящерицы наоборот, на солнышке греются, им, наверное, у нас не жарко, а то вон как по своим пустыням шустро бегают. Не интересно на них смотреть и рисовать не интересно. Они и не спят, а как в спячке — ничего им не хочется, поели вчера, теперь долго лежать будут. С карандашом многое по-другому видится, что раньше не замечалось.
Дяденька в загон с корытом тачку привёз. В тачке капуста, ботва свекольная. Вилами по корыту постучал. Вода бугром — бегемот то под водой прятался. Встал, здоровый как цистерна-ассенизатор. Рот раскрыл — Инга вместе с будкой влезет. А дядька и давай ему вилами ботву в рот кидать. Хлоп — закрылся бегемот — жуёт. Смотрю, набросок черкаю. Нет у бегемота заботы, ботвы принесут, воды нальют. Да он оказывается ещё мальчишка совсем. Бестолковатый, но добрый. Глупенький зверик. Такого хоть сколько рисуй, ему всё равно.
Снова та девочка подошла. Она оказывается маме и папе в каникулы помогает.
— А ты художник.
— да нет, я так, учусь только.
— Бамбрик у тебя здорово получился.
— Он добрый и бестолковый, его просто рисовать было.
— Пошли обезьян смотреть, им сейчас тоже обед принесут.
— Деда — поехали к обезьянкам.
— У нас там семейство. Шимпанзе. Васька и Маша. И ребятки у них Петрушка и Надюшка.
Степенный отец семейства на коряге как в гамаке устроился, зыркает вокруг. Ребятишки мяч друг у друга тягают. Маша — мамаша за ними приглядывает. Тут тётенька подошла с корзиной. Поставила лоток в клетку и яблоки, груши туда складывает. Василий с коряги слез, самые вкусные груши сцапал и обратно. Обезьяньи ребятишки налетели, сливы похватали, и едят и играются. Мамка их приструнивает, подзатыльники отвешивает и косточки отбирает, что бы не подавились. Прямо как первоклашки на перемене балуются.
Таких рисовать и не успеешь. Гомозятся не переставая. А вот папашу — попробуем.
Что-то у него не так. Как повязка чёрная на правом ухе и нога, правая же в чёрные ленты замотана.
— А что с их папой то — болеет?
— А он маленький — очень любопытный был. Из клетки вылез и ко льву забрался. Не к этому, этот тогда ещё в цирке жил. Ну, лев его и шмякнул лапой, из клетки выкинул, Мама Ваську долго лечила.
— А можно я его нарисую, только бы он ещё посидел спокойно.
— подожди.
Девочка убежала и принесла гроздь бананов. Два отдала Ваське и остальным по одному. Обезьёныши и тут игры устроили, каждый за оба банана ухватился и давай их тягать. Старшие смакуют. Успеваю, срисовываю Васькины болячки. Главное с головой трудно. Нога то зажила, только шрамы остались. Девочка стоит то на рисунок, то в клетку смотрит. Сравнивает. Её Таней зовут. Трудно рисовать, много сил отнимает.