— В гараже?
— Я подумал, что, если спрячу в доме, Сара может их случайно найти.
Он кивнул, выждал какое-то мгновение, словно пытаясь придумать, что бы еще сказать, потом все-таки открыл дверцу. Собака спрыгнула с заднего сиденья, бросилась к нему в ноги.
— Мы забыли съездить на кладбище, — сказал я.
Джекоб устало взглянул на меня, губы его дрогнули в презрительной усмешке.
— Хочешь сейчас съездить?
Я покачал головой.
— Я просто сказал, что мы забыли это сделать.
Он отмахнулся от моих слов.
— По-моему, это самая незначительная из наших проблем, я прав?
Джекоб не стал дожидаться моего ответа. Выбравшись из машины, он свистнул Мэри-Бет и, когда собака спрыгнула на тротуар, хлопнул за собой дверцей.
Сара услышала, как я вернулся домой, и позвала меня сверху. Я застал ее в спальне; шторы на окнах были опущены, и дневной свет почти не проникал в комнату. Она лежала под одеялом, явно намереваясь вздремнуть после обеда. Волосы ее были собраны в пучок на макушке.
Я присел возле нее и принялся пересказывать утренние события. Я излагал все по порядку, постепенно подводя ее к кульминационному моменту — стычке с Педерсоном, — рассчитывая преподнести эту новость вовремя, чтобы добиться максимального эффекта. Сара перевалилась на бок, прикрыла глаза и натянула одеяло до подбородка. Она никак не реагировала на мои откровения — просто лежала и полусонно улыбалась. Я даже не был уверен в том, что она меня слушает.
Но, когда я начал рассказывать о том, как покидал самолет, она чуть приподняла голову и открыла глаза.
— А что с банкой из-под пива? — спросила она. Вопрос застал меня врасплох.
— С банкой из-под пива? — переспросил я.
— Ну да, с той, что была у Лу.
Я понял, что совершенно упустил это из виду. Мне нужно было заняться поисками банки сразу же после того, как я подложил деньги, но в тот момент как раз и появились две вороны, которые так напугали меня.
— Я не нашел ее, — уклончиво ответил я.
— А ты искал?
Я выдержал паузу, постепенно обдумывая, стоит ли приврать, но, пока я колебался, необходимость в этом уже отпала.
— Ты забыл, — обличительным тоном заявила Сара.
— Я просто не увидел ее. Около самолета ее не было.
Сара приподнялась и села.
— Если ее найдут, — скороговоркой произнесла она, — сразу станет ясно, что кто-то там уже побывал.
— Подумаешь, какая-то банка из-под пива. Ее никто и не заметит.
Сара промолчала. Она сидела, уставившись на одеяло. Я видел, что она начинает злиться: губы ее были плотно сжаты, и казалось, что даже вены на лбу вздулись от напряжения.
— Подумают, что кто-то обронил ее еще летом, — добавил я. — Во время пикника в саду.
— Можно провести экспертизу и установить, сколько времени она там пролежала. Это легко определяется по ржавчине.
— Да ладно тебе, Сара. Никто не станет проводить экспертизу.
Ее тон был мне неприятен. Она словно обвиняла меня в том, что я совершил грубейшую и непростительную ошибку. В ее понимании я повел себя глупо.
— Они найдут на ней отпечатки пальцев Лу.
— Он был в перчатках, — сказал я, силясь вспомнить, так ли это было на самом деле. — Это обыкновенная пивная банка, таких в лесу полно валяется. Никто и внимания-то на нее не обратит.
— Еще как обратит, Хэнк. Если возникнет хотя бы малейшее подозрение насчет пропажи денег, обыщут каждый дюйм сада. И, если найдут эту банку и на ней отпечатки пальцев Лу, нас тут же вычислят.
Я задумался. Ее гневный выпад задевал меня, порождая смутное желание ответить тем же. Я знал, что она слишком уж преувеличивает опасность, но в то же время не мог не согласиться с тем, что отчасти ее страхи оправданны. Мы и в самом деле оставили после себя улику: пусть маленькую, но все равно способную разоблачить нас.
— У нас еще есть шанс выпутаться: надо сжечь деньги, — заявила она.
— Перестань, Сара.
Она закрыла глаза и покачала головой.
— Мы не будем ничего сжигать, — проговорил я.
Сара промолчала. Разглаживая на животе одеяло, она всем своим видом выражала недовольство, и, глядя на нее, я вдруг поймал себя на том, что не собираюсь рассказывать ей про Педерсона. Это меня удивило, даже потрясло. У нас никогда не было секретов, мы были на редкость откровенны друг с другом. Но я решил, что о Педерсоне она узнает не здесь и не сейчас. Возможно, когда-нибудь, лет через десять-двадцать, когда мы вкусим прелестей роскошной жизни и это в какой-то степени оправдает меня в ее глазах, я расскажу о том, что произошло на самом деле. Я расскажу, как спас нас от разоблачения, как взвалил на себя эту тяжкую ношу, ограждая ее и нашего будущего ребенка от возможных неприятностей. Она будет потрясена моей храбростью, благородством — ведь я столько лет скрывал от нее горькую правду — и все мне простит.