Закончив протирать посуду, я подошел к столу и сел. Сара сдавала деньги. Отсчет она вела по восходящей – сначала шли одно-, пяти– и десятидолларовые бумажки, потом по двадцать и пятьдесят долларов. Когда очередь дошла до сотенных, она бросила на меня озорной взгляд.
– Знаешь, что мы сделаем? – спросила она.
– Что?
Сара ткнула пальцем в поднос, полный денег.
– Мы сыграем с настоящими сотенными.
– С настоящими? – Я так устал, что до меня не сразу дошло, что она имеет в виду.
Она ухмыльнулась.
– Можно принести одну пачку.
Я уставился на нее, обдумывая предложение. Идея достать деньги из тайника вызывала во мне какое-то смутное чувство опасности, безрассудный страх, панику. Я покачал головой.
– Да брось ты. – Сара беспечно махнула рукой. – Будет забавно.
– Нет, – сказал я. – Не хочу.
– Но почему?
– Думаю, не стоит рисковать по пустякам.
– Какой риск? Мы же только используем их в игре.
– Я не хочу распаковывать их, – упрямился я. – Плохая примета.
– О, Хэнк. Не говори глупостей. Когда еще тебе случится сыграть в «Монополию» с настоящими стодолларовыми банкнотами?
Я начал что-то отвечать ей, но голос Джекоба прервал меня. Он уже вернулся из туалета; мы даже не слышали, как он подошел.
– Так они спрятаны в доме? – спросил Джекоб. Он стоял в дверях кухни – усталый, объевшийся.
Я метнул хмурый взгляд на Сару.
– Только часть, – поспешила ответить она. – Так, пара пачек.
Джекоб побрел к своему стулу.
– А действительно, почему бы нам не воспользоваться ими? – проговорил он.
Сара молча наполнила его бокал вином. Оба они ждали, что скажу я. А что я мог сказать? У меня не было веских доводов «против», лишь смутное предчувствие, что этого делать нельзя, что с деньгами мы должны быть щепетильны до крайности, обращаться с ними предельно осторожно – как с бомбой или ружьем. Беда в том, что я никак не мог сообразить, как выразить свою мысль, но даже если бы и сумел это сделать, то все равно мои слова прозвучали бы глупо. «Да ведь это просто игра, – возразили бы они, – мы потом вернем все на место».
– Хорошо. – Я вздохнул, откинувшись на спинку стула, а Сара побежала наверх за деньгами.
Мы разыграли фишки. Азарт, охвативший было нас при появлении в игре настоящих денег, на удивление быстро прошел, и вскоре стодолларовые купюры казались нам такими же игрушечными, как и остальные деньги, – обычные прямоугольнички цветной бумаги, ну, может, чуть длиннее и чуть толще, вот и вся разница. Мы рассчитывались ими в воображаемых сделках, и это как-то обесценило их в наших глазах. Они перестали быть для нас реальными.
Игра продолжалась несколько часов, так что закончили мы уже около полуночи. Я оказался банкротом. Сара и мой брат согласились на ничью, хотя Джекоб явно тянул на победителя. У него было больше недвижимости – домов, отелей, и плюс ко всему огромная куча денег. Так что, если бы они стали доигрывать, он очень скоро разорил бы и ее.
Я собрал игру, а Сара – стодолларовые купюры, которые потом отнесла обратно наверх.
Я не догадывался, насколько пьян мой брат, пока он не встал. С трудом выбравшись из-за стола, он на полусогнутых ногах сделал пару шагов к разделочному столику; лицо его было испуганным, руки он выставил вперед. Казалось, будто он разом превратился в толстенную куклу-марионетку, и кто-то другой теперь контролирует его движения, дергая за невидимые нити. Джекоб положил свою огромную руку на столик и уставился на него, словно опасаясь, что он может исчезнуть, стоит оставить его без присмотра. Потом он покачнулся и хихикнул.
– Почему бы тебе не остаться у нас ночевать? – предложил я.
Он окинул взглядом стол и стулья, посудомоечную машину, раковину, плиту.
– Где, здесь? – спросил он.
– В комнате для гостей. Наверху.
Джекоб хмуро посмотрел на меня. Он никогда не ночевал в нашем доме – ни разу за все годы, что мы здесь жили, – и казалось, будто мое предложение озадачило его. Он собирался что-то сказать, но не успел открыть рот, как я перебил его.
– Тебе нельзя садиться за руль в таком состоянии. Ты слишком пьян.
– А что скажет Сара? – громким шепотом спросил он, выглядывая в коридор.
– Не беспокойся, – сказал я. – Она не будет возражать.
Я помог ему подняться по лестнице, чувствуя себя рядом с этой тушей, которую мне приходилось поддерживать и подталкивать вперед, мальчишкой-подростком. Джекоб то и дело хихикал.
Я провел его в комнату для гостей, что находилась напротив нашей спальни. Он уселся на кровать и попытался расстегнуть рубашку. Я присел перед ним на корточки и начал расшнуровывать ему ботинки. Пес тоже пришел вслед за нами. Он обнюхал всю мебель в комнате, потом забрался в постель и свернулся на ней плотным клубочком.
Сняв с брата ботинки, я взглянул на него и обнаружил, что он сидит, изумленно уставившись на спинку кровати.
– Все в порядке, – проговорил я. – Сейчас я уложу тебя спать.
– Это моя кровать.
Я кивнул головой.
– Да, сегодня ты будешь спать здесь.
– Это моя кровать, – повторил он, на этот раз с большей настойчивостью. Джекоб протянул руку к изголовью, и я понял, что он имеет в виду. Это была кровать, на которой он спал еще ребенком.
– Все верно, – кивнул я. – Отец привез ее к нам незадолго до смерти.
Затуманенным взглядом Джекоб окинул комнату. Знакомых предметов он больше не обнаружил.
– Впрочем, матрац на ней новый, – сказал я. – Старый весь износился.
Джекоб, казалось, не понимал, о чем я говорю.
– Теперь она в комнате для гостей, – пробормотал он.
Он еще какое-то время разглядывал спинку кровати, потом оторвал ноги от пола и завалился на спину. Кровать качнулась под ним, как лодка. Собака приподняла голову и недовольно покосилась на него. Джекоб наконец закрыл глаза. Заснул он почти мгновенно, его тяжелое дыхание всего за несколько минут переросло в храп. Мышцы лица расслабились, челюсть отвисла, и я разглядел его зубы. Они казались слишком большими, широкими и толстыми для его рта.
– Джекоб? – прошептал я.
Он не ответил. Очки сползли ему на нос, и я приподнялся, чтобы снять их. Я вывел дужки из-за ушных раковин, сложил очки и оставил их на столике возле кровати. Без очков Джекоб выглядел старше своих лет. Я нагнулся и легким поцелуем коснулся его лба.
Из спальни донесся детский плач.
Джекоб приоткрыл глаза.
– Поцелуй Иуды… – хриплым шепотом произнес он.
Я покачал головой.
– Нет. Я просто желаю тебе спокойной ночи. Он попытался сфокусировать на мне взгляд, но безуспешно.
– У меня все плывет перед глазами, – пожаловался он.
– Это пройдет. Постарайся расслабиться.
Он улыбнулся, явно подавив в себе желание хихикнуть, потом как-то неожиданно стал серьезным.
– Ты поцеловал меня на ночь? – спросил он. Голос его чуть дрогнул.
– Да.
Слегка сощурившись, он пристально посмотрел на меня. Потом кивнул.
– Спокойной ночи, – заплетающимся языком произнес он.
Когда он закрыл глаза, я, пятясь, тихо вышел из комнаты.
В спальне я застал Сару в постели. Она уже успокоила Аманду, и малышка, тихонько воркуя, засыпала в своей колыбельке.
Деньги были сложены в стопку на комоде. Переодевшись в пижаму, я подошел и взял их.
– Это было глупо, Сара, – сказал я. – Мне даже на верится, что подобное предложение исходило от тебя.
Она внимательно посмотрела на меня. В лице ее отразились удивление и обида.
– Я подумала, что так будет веселее, – проговорила она. Сара сидела в одних трусиках, волосы ее были сколоты в пучок, как у школьной учительницы.