Ворона отлетела от козырька и устроилась на спинке сиденья пилота. Какое-то время я наблюдал, как ходит взад и вперед ее голова. Потом осторожно, стараясь не шуметь, попытался выбраться из дверного проема наружу. Но тут птица опять взвилась: ткнувшись в стекло, она развернулась и полетела прямо на меня. Я похолодел от ужаса и молча следил, как она приближается к моему лицу. И лишь в самый последний момент, когда она уже готова была наброситься на меня, я успел втянуть голову в плечи.
Удар ее клюва пришелся в самую середину лба. Я расслышал свой собственный крик – короткий, резкий, похожий на собачий визг, – сделал движение назад, потом рывок вперед и, каким-то чудом вырвавшись из удерживающих меня тисков, свалился в салон самолета. Приземлившись на рюкзак, я даже не стал пытаться встать с него. Птица улетела в носовую часть, опять ударилась о стекло и устремилась назад, теперь уже к распахнутой двери, но вдруг, сделав вираж вправо, подлетела к пробоине в фюзеляже. Она на секунду замерла, потом, как крыса, прокралась в отверстие и исчезла.
До меня донесся хохот Лу.
– Ну и ну, – сказал он. – Чертова птица. Ты видел, Джейк?
Я коснулся горящего лба – моя перчатка оказалась вся в крови. Соскользнув с рюкзака – жесткого, словно состоящего из одних углов, как будто он был набит книгами, – я в изнеможении опустился на пол. Луч света, сочившийся из раскрытой двери, падал мне на ноги.
Джекоб просунул голову внутрь, загородив своей тушей дневной свет.
– Видел эту птицу? – спросил он. Хотя я и не мог разглядеть его лица, мне было ясно, что он улыбается.
– Она меня клюнула.
– Клюнула? Тебя? – Джекоб, казалось, мне не верил. Выждав несколько мгновений, он вылез наружу. – Птица клюнула его, – сообщил он своему приятелю. Тот захихикал. Джекоб вновь возник в дверном проеме. – Ты в порядке?
Я не ответил. Я злился на них обоих, зная, что ничего бы этого не случилось, не заставь они меня лезть в самолет. Встав на четвереньки, я пополз в носовой отсек.
До меня донесся приглушенный голос Лу.
– Ты думаешь, птицы разносят столбняк или еще какую-нибудь заразу? – спрашивал он у Джекоба.
Джекоб ничего ему не ответил.
Пилот был одет в джинсы и фланелевую рубашку. Маленького роста, худой парень лет двадцати с небольшим. Я подобрался к нему сзади и похлопал его по плечу.
– Вы живы? – прошептал я.
Руки его безжизненно повисли вдоль тела, подушечками пальцев он почти касался пола. Кисти были распухшие, невероятно большие, словно надутые резиновые перчатки, пальцы слегка согнуты. Рукава рубашки были закатаны, и я разглядел волосы на его руках – темные, почти черные, они резко выделялись на фоне мертвенно-бледной кожи. Я схватил его за плечо и оттянул от приборной доски. Голова его тяжело опустилась на спинку сиденья, и мне стало не по себе от увиденного – я отскочил и ударился головой о низкий металлический потолок.
Глаза пилота были выклеваны птицей. На меня смотрели лишь черные впадины. Кожа вокруг глаз была полностью выедена. Я видел его скулы – белые и почти прозрачные, как пластмасса. Из носа торчала кровяная сосулька. Она тянулась до самого основания подбородка.
Я отступил на шаг, пытаясь побороть подступавшую тошноту. Но какая-то неведомая сила упорно толкала меня вперед. Чувство это было сродни любопытству, но гораздо сильнее: у меня появилось безумное желание снять перчатки и коснуться лица этого человека. Трудно было подобрать объяснение этому патологическому порыву, но у меня хватило сил, чтобы одолеть его, и я начал пятиться назад – шаг, другой; к тому времени, как я отступил шага на четыре, эмоции улеглись, в душе осталось лишь отвращение. Пока я продвигался к выходу, взгляд пустых глазниц пилота неотступно преследовал меня. Выражение его лица было просительно-скорбным, и в моем сознании почему-то промелькнуло сравнение с мордой енота.
– Что ты там делаешь, черт бы тебя побрал? – спросил Джекоб, все еще маячивший в дверном проеме.
Я не ответил ему. Сердце глубоко билось, и его удары молотом отдавались в висках. Я наткнулся на рюкзак, обернулся и ногой подпихнул его в сторону двери. Он был на удивление тяжелым, словно набит грязью, и эти ассоциации вызвали у меня новый приступ тошноты.
– В чем дело? – не унимался Джекоб. Я молча двинулся к нему, продолжая подталкивать ногой рюкзак. Джекоб освободил проход.
Добравшись до двери, я надавил на нее плечом и сумел приоткрыть еще дюйма на три. Джекоб и Лу наблюдали за мной – на их лицах застыло любопытство, смешанное с изумлением и страхом. Когда я выглянул наружу, дневной свет буквально ослепил меня. Я вытолкнул из двери рюкзак, потом выбрался сам и, обессилев, рухнул в глубокий снег.
– Ты весь в крови, Хэнк, – проговорил Джекоб. Он приложил руку к своему лбу и обернулся к Лу. – Эта птица ранила его.
Лу внимательно посмотрел на мой лоб. Я чувствовал, как по левой брови стекает тоненький ручеек крови. Вместе с ним по коже струился холодок.
– Она выклевала ему глаза, – сказал я. Джекоб и Лу тупо уставились на меня. – Птица. Она сидела на колене пилота и клевала ему глаза.
Джекоб поморщился. Лу скептически посмотрел на меня.
– Виден его череп, – продолжал я. – Кости.
Я опустился на четвереньки, зачерпнул пригоршню снега и приложил его к пылающему лбу.
Подул ветерок – яблони, слегка поскрипывая, раскачивались под его порывами. Воронам, сидевшим на ветках, теперь приходилось время от времени взмахивать крыльями, чтобы удержать равновесие. Близились сумерки, и казалось, будто с дневным светом уходит и тепло.
Я убрал со лба снег. Он стал слегка бурым от крови. Сняв перчатку, я провел пальцем по ране. Надувалась шишка; ощущение было такое, словно под кожу мне зашили стеклянный шарик или крошечное яйцо.
– У тебя шишка, – сказал Джекоб. Ружье у него теперь было перекинуто через левое плечо, куртка наглухо застегнута.
Лу опустился на корточки возле рюкзака. Веревка на нем была завязана крепким узлом, и Лу пришлось снять перчатки, чтобы с ним справиться. Мы с Джекобом молча наблюдали за тем, как он трудится. Ослабив узел, он открыл рюкзак.
Стоило Лу заглянуть внутрь, как выражение его лица странным образом изменилось. Первоначальная растерянность уступила место взволнованности и изумлению; щеки запылали, губы растянулись в улыбке, обнажившей его гнилые зубы. Глядя на него, я вдруг поймал себя на мысли, что мне совсем не хочется знать о том, что находится в рюкзаке.
– Черт возьми, вот это да! – воскликнул Лу. Он полез в мешок и осторожно, даже с опаской коснулся его содержимого – словно там сидело живое существо, готовое цапнуть его за руку.
– Что там? – спросил Джекоб. Он, с трудом передвигая ноги, направился к Лу.
Меня охватило дурное предчувствие – вспомнив, каким тяжелым мне показался рюкзак, я вдруг подумал о том, что в нем наверняка спрятан труп, и, скорее всего, расчлененный.
– Здесь деньги. – Лу расплылся в улыбке. – Смотри.
И он наклонил рюкзак.
Джекоб нагнулся и недоверчиво заглянул внутрь. Челюсть его отвисла. Я подошел ближе и тоже опешил от увиденного: рюкзак действительно был доверху набит деньгами; тугие пачки были аккуратно перевязаны тонкими бумажными лентами.
– Стодолларовые купюры, – проговорил Лу. Он вытащил одну пачку и покрутил ее в руках.
– Не дотрагивайся, – сказал я. – Ты оставишь на них отпечатки пальцев.
Он мрачно покосился на меня, но все-таки положил пачку на место. Потом надел перчатки.
– Как ты думаешь, много здесь? – спросил Джекоб. Они оба посмотрели на меня, взывая к моей бухгалтерской компетенции.
– По десять тысяч в пачке… – Я окинул взглядом рюкзак, прикидывая, сколько пачек он мог вместить. – Пожалуй, здесь около трех миллионов долларов.