Выбрать главу

«Сельский парнишка» сел за руль, я – рядом с ним, на переднее сиденье. Коллинз устроился сзади. На высокой скорости, с включенной мигалкой, мы выехали из города, следуя на юг. Температура падала, дороги постепенно сковывало льдом. Воздух стал почти прозрачным, и окрестности приобрели отчетливые очертания. Время от времени в стремительно несущихся над нами облаках проступали голубые клочья неба.

– Шериф Маккеллрой говорил про какое-то тело, я правильно понял? – спросил я «сельского парнишку».

Тот кивнул.

– Совершенно верно.

– Выходит, Бакстер мертв?

– Мертвее не бывает, – откликнулся с заднего сиденья Коллинз. В голосе его звучали торжествующие нотки. – Изрешечен пулями.

– Перфорирован, – подхватил «сельский парнишка».

– Как сито.

И оба усмехнулись. Вид у них был возбужденный, как у мальчишек на охоте.

– Его укокошили под Эпплтоном, – сказал Коллинз, – у выезда на скоростную автомагистраль. Он наткнулся на дорожный патруль, одному полицейскому прострелил ногу, и тогда второй прихлопнул его.

– Четырьмя выстрелами, – добавил «сельский парнишка».

– Тремя в грудь и одним в голову.

«Сельский парнишка» покосился на меня.

– Вас это не смущает? – с внезапной серьезностью спросил он.

– Смущает? Меня?

– Вам ведь придется опознавать труп. Это и кровь, и все прочее.

– Черепные ранения – весьма мерзкое зрелище, – сказал Коллинз. – Будет лучше, если вы не станете разглядывать его чересчур внимательно. Попытайтесь представить себе, что перед вами обыкновенный кусок мяса или что вы смотрите на груду земли…

«Сельский парнишка» перебил его.

– У него брата застрелили, – быстро произнес он. Коллинз притих.

– Помнишь ту историю, что случилась пару месяцев тому назад? Как один парень вернулся домой и застал свою жену в постели с хозяином дома? И свихнулся от ревности.

– Так это был ваш брат? – спросил у меня Коллинз. – Тот, что играл на скачках?

«Сельский парнишка» покачал головой.

– Нет, его брат – это другой парень. Его застрелили, когда он бросился на помощь.

Я чувствовал, как бодрое настроение моих спутников сменяется унынием. У меня даже возникло ощущение, будто мы въехали в полосу сумерек. «Сельский парнишка» наклонился вперед и включил обогреватель. Поток теплого воздуха хлынул мне в лицо.

– Прошу прощения, мистер Митчелл, – сказал Коллинз. – Я не знал.

Я понимающе кивнул.

– Все в порядке.

– А как тот пес? – спросил «сельский парнишка». Он взглянул в зеркальце заднего вида и обратился к своему коллеге: – У его брата был отличный пес. Мистер Митчелл взял его к себе.

– Какой породы? – поинтересовался Коллинз. Оба полицейских, похоже, пытались вернуть себе былое расположение духа.

– Да дворняга, – ответил я. – Помесь немецкой овчарки с водолазом. Но мне пришлось пристрелить его.

Никто не произнес ни слова. «Сельский парнишка» взялся настраивать радио.

– Он тяжело переживал отсутствие брата. Стал злым. Покусал мою жену.

– С собаками это бывает, – сочувственно произнес Коллинз. – Они привязываются к своим хозяевам. И тоскуют так же, как и мы.

Остаток пути мы проехали молча. «Сельский парнишка» сосредоточился на дороге. Коллинз курил. Я сидел, уставившись в окно.

Вернон был убит у дорожной заставы, у въезда на скоростную автомагистраль севернее Эпплтона. Когда он подъехал к пропускному окошку, чтобы взять билет, его автомобиль, заскользив по обледенелому шоссе, задел бампер стоявшей впереди машины. Двое дежурных полицейских, завидев аварию, поспешили на помощь. Если бы Вернону не изменила выдержка, он вполне мог бы избежать стычки с полицией и благополучно скрыться. Свой голубой автомобиль он уже успел поменять на красный, надел теплую куртку и шерстяную шапку, скрывшую его короткую стрижку, и теперь вовсе не походил на того человека, которого караулила дорожная полиция. Но при виде приближающихся полицейских он выскочил из машины и выхватил пистолет.

Нам не сразу удалось подобраться к месту происшествия. Выезд на шоссе был заблокирован, дорожный патруль разворачивал прибывающий транспорт, направляя его на примыкающие к шоссе дороги. Пять или шесть полицейских машин окружали маленький пятачок на шоссе. При нас, мигая сигнальными лампами, отъехала карета «скорой помощи».

У дорожной заставы располагались лишь пара газозаправочных станций, скромная закусочная и магазинчик. Местность здесь была сельская, скучная и безликая.

Мы остановились у обочины, вышли из машины и направились к пропускному пункту. Машина Вернона – вишневая «тойота» с откидывающимся верхом – стояла тут же; дверца водителя так и осталась распахнутой. Участок шоссе вокруг машины был обнесен ярко-желтой лентой. Повсюду стояли полицейские, но все, похоже, пребывали в бездействии. Автомобиль, в который врезался Вернон, уже отогнали.

Я разглядел лежавшее возле «тойоты» тело. Оно было накрыто серебристой простыней.

Мы нырнули под ленту и, прорезав толпу полицейских, подошли к телу. «Сельский парнишка», увлекая меня за собой, присел на корточки и откинул простыню.

– Это он? – спросил стоявший сзади нас Коллинз.

Да, это был Вернон. Убитый выстрелом в голову. Чуть повыше уха я разглядел дырочку от пули – черную отметину размером не больше десятицентовика. Кровь была повсюду – на простыне, на мостовой, на лице Вернона, даже на его зубах. Глаза его были широко открыты, словно от удивления, и смотрели прямо в небо. Я с трудом поборол желание протянуть руку и закрыть их.

– Да, – сказал я. – Это тот самый парень. «Сельский парнишка» задернул простыню, и мы поднялись на ноги.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он и взял меня под локоть, уводя от трупа.

– Со мной все в порядке, – ответил я и вдруг, к своему удивлению, почувствовал, как на лице моем появляется ухмылка. Усилием воли я заставил себя сдержаться, стискивая зубы и напрягая челюсти. Всему виной оказалось неимоверное облегчение, которое я испытал; оно затмило грусть по поводу смерти Карла, заставило по-иному взглянуть на нее, принять как должное, как своего рода плату за обладание мешком сокровищ. Впервые за последние несколько месяцев я почувствовал себя в полной безопасности. Сара была права: случившееся нам оказалось на руку, последняя нить, связывающая нас с деньгами, разорвалась. Все, кто в той или иной степени имел отношение к этой истории, были мертвы: Вернон и его брат, Карл, Лу, Ненси, Джекоб, Сонни, Педерсон. Все.

И деньги отныне принадлежали нам одним.

Коллинз отправился докладывать по радио шерифу Маккеллрою, что я опознал тело, а «сельский парнишка» тем временем завязал беседу с одним из полицейских. Я решил вернуться в машину – становилось холодно, и мне захотелось присесть, – но вдруг передумал и остался на месте происшествия. Мне было интересно узнать, найден ли мешок с деньгами, и я подумал, что, слоняясь среди полицейских, смогу раздобыть какую-нибудь информацию. Я подошел к пропускному пункту и остановился, с невозмутимым видом засунув руки в карманы.

Рыжеволосый полицейский начал производить фотосъемку. Откинув простыню, он сфотографировал труп. Затем «тойоту», кабинку пропускного пункта, кровь на мостовой – все с разных углов. Хотя погода и прояснялась, день все-таки был довольно хмурым, и фотографировать пришлось со вспышкой. Трескотня фотоаппарата не утихала ни на секунду, вспышки света были подобны пляшущим в зеркале солнечным зайчикам.

Через несколько минут в желтом фургоне подкатила команда репортеров. «КАНАЛ 13» – было выведено на кузове большими красными буквами, а чуть ниже – черными – «РЕПОРТАЖИ С КОЛЕС». Вооружившись видеокамерами, репортеры начали съемки. Они попытались подобраться поближе к телу Вернона, но один из полицейских приказал им отойти.

Вслед за фургоном прибыл темно-коричневый автомобиль, и из него вышли двое мужчин. Лишь только завидев их, я сразу догадался, что они из ФБР. Они были очень похожи на Вернона – высокие и худые, коротко подстриженные и без шапок. Оба – в расстегнутых пальто, из-под которых выглядывали темные костюмы и неброской расцветки галстуки. На ногах у них были черные ботинки, руки – в черных кожаных перчатках. И во всем – в походке, жестах, проскальзывавших в разговоре с полицейскими, – чувствовалась та же спокойная уверенность профессионалов, точный расчет и хладнокровие, которые Вернон так успешно имитировал при нашей первой встрече. И вновь я поддался этой магии: грудь сдавило, сердце учащенно забилось, по спине заструились первые ручейки пота.