— Категоричное нет, — отрезал я, подхватывая пакет. — Пошли, провожу. Крыжовник будешь?
Я повесил сумку на руку, раскрыл кулек с ягодами и предложил Лене.
— Это тебе, витамины!
— Ты мне, а я с тобой делюсь. Ну, Лен, мне оному много, — я шутливо толкнул ее в бок.
— Умеешь ты уговорить, — хихикнула девушка. — Ладно, пошли, только быстро! Тебе еще обратно возвращаться!
Мы взялись за руки и помчали, точнее, пошли не очень быстрым шагом. Лена сначала пыталась нас подгонять, но куда этой пигалице против моей дури.
— Леш, ну, все, пришли! Беги обратно! Тебя и так в погибшие записали!
Мы остановились на углу моего (нашего) родного дома. Здесь прошли мое детство и юность. Вон на той площадке мы играли в «Знамя» и в бадминтон. На зеленой между ломами резались с пацанами в футбол. А вот об эти две торцевые стенки долбили мячом в набивного. И если в сером доме жильцам было все равно на бесконечный стук мяча, первый этаж располагался высоко от земли. То в панельной пятиэтажке в клеточку жила вредная тетка. Мы ей вечно мешали своими играми, она постоянно орала на нас. Ну, мы ей и мстили за склочный характер.
А вот знаменитый стол посреди нашего двора. Здесь мы собирались с гитарами, став постарше, и орали под три блатных аккорда:
Здесь я приобщился к дворовому творчеству, спел свои первые песни не про партию, Ленина и крылатые качели. В школе пришлось ходить в хор. Не знаю как в двадцать первом веке на уроках музыки, в в мои школьные годы мы не только изучали биографии композиторов, мы еще и пели.
В школе был хор, и наш музыкант Сергей Иванович Тарала, отбирал в него самых голосистых, то бишь способных и талантливых. Мне не повезло, я оказался в их числе. Бегал от хоровых занятий, как черт от ладана. Наверное, зря. Но умение бренчать на гитаре осталось со мной, как и голос. Так что для друзей иногда пою. Пел. А вот интересно сохранились мои навыки в новом теле? Нужно как-нибудь проверить.
После перестройки, когда все рухнуло, учитель ушел из школы организовал маленький ансамбль и лабал на свадьбах. Позже открыл свою студию записи в нашем Энске. Когда жизнь в стране более-менее наладилась, вернулся к преподаванию, но учил уже за деньги.
Я все-таки проводил Лену для подъезда, хотя в душе все застыло от предвкушения страха и надежды: ожидал увидеть отца. Летними вечерами наш подъезд собирался на скамейках под виноградной беседкой, который сделал отец своими рукам. Мужики на одной лавочке, женщины на другой, общались смеялись. Иногда тоже пели что-то, не под гитару, конечно, а как говорится, а капелло.
Мы детвора бегали тут же, кто в войнушки играл, кто в песочнице ковырялся. Ребята постарше сидели на столике, уже с гитарами и девочками своего возраста. Мелюзга поглядывала в их сторону и завидовала. Иногда подбегали к старшему брату или сестре с каким-нибудь глупым вопросом или просто постоять. Но таких нахальных малолеток быстренько изгоняли от заветного «взрослого» места.
И тогда на весь двор раздавалось чье-нибудь голосистое: «Ма-а-а-а-ам! Ванька меня дура-а-ако-ом назвал! Ска-а-а-жи ему-у-у-!»
Но мама было н о того. Уставшие за день на работе, после всех семейных дел, мамы наслаждались отдыхом. В вечерних сумерках звучали переливчато женские голоса, выводя «Нэсе Галя воду» и «Ой, то не вечер, то не вечер, мне малым мало спалось», «Розпряхайте, хлопци, конев, та лягайте спочивать», «Смуглянка-молдаванка».
Девятого мая, после парада, похода на Площадь Революции и семейных мероприятий, мужики спускались во двор покурить и пели:
Хорошие у нас были соседи. На субботники всем двором выходили, клумбы сажали, бордюры подбеливали, пирожками угощали друг друга.
Мне было лет двенадцать когда наши девчонки загорелись идее создать дворовой театр. Не помню, какую сказку мы ставили, но мы это сделали! Театральную сцену организовали возле нашего подъезда, соорудили занавес. В самом подъезде была гримерка. Месяц мы репетировали и готовились, а потом нарисовали билеты и вручили всему двору приглашения на спектакль.