– Меня тоже, – призналась Налия и чмокнула дочь в макушку. – И вот еще что – брату и сестре совсем не обязательно знать о сегодняшнем госте. Клара очень впечатлительная, а Дарэл не успокоится, пока не вытрясет из меня все, чтобы потом заниматься самоедством.
– Я – могила, – охотно пообещала Марори.
У нее не было повода сомневаться в правдивости материнских слов, но все же что-то грызло девушку изнутри. Появление дознавателя, его странные вопросы, страх матери. Все это вылилось в большой пшик, хоть обещало чуть ли не взрыв сверхновой. И это-то беспокоило больше всего.
Весь остаток дня Марори провела с тяжелыми мыслями. Ночью ее мучила бессонница, стоило закрыть глаза и попытаться уснуть, как в памяти снова и снова всплывали обрывки фраз, лица, чувства. Чем больше она гнала от себя тягостные мысли, тем более четкими и навязчивыми они становились. Когда же Марори удалось забыться тяжелым сном, ей приснился дознаватель лорд Ардей, который кружился над ней, словно коршун, и все спрашивал: «Как тебе живется, девочка?»
Утром она проснулась словно в воду опущенная, за завтраком едва могла внятно разговаривать. Ощущение все нарастающей тревоги, как голодный пес, преследовало и хватало за пятки. Когда она дважды напутала с заказами, мать велела отправляться в постель. Из нее она выбралась только к вечеру, нервная от усталости и беспочвенного напряжения.
В гостиной Клара перебирала почту и, завидев сестру, вручила ей конверт. Плотная хорошая бумага, с тиснением, с единственной надписью на тыльной стороне: «Для айры Марори Милс». Она, не церемонясь, оторвала край, вытряхнула на колени сложенный втрое совершенно черный пергамент с позолотой на уголках. Девушка покосилась на сестру, но та была всецело поглощена изучением каталога распродажной одежды. Марори наспех сунула письмо обратно в конверт, сослалась на недомогание и поднялась к себе. Для надежности заперла дверь на ключ. Зачем? Зачем эти шпионские игры, она ведь даже не знает, от кого письмо и о чем в нем речь, но абсолютно уверена, что должна спрятать его от посторонних глаз.
Марори снова достала письмо. Ровные остроконечные буквы, написанные белыми чернилами и красная размашистая подпись внизу. В груди ёкнуло. Она уже видела что-то очень похожее, в прошлом году, в социальной сети какой-то парень хвастался одобрением своей кандидатуры на зачисление в Дра’Мор. Что? Но. Как?! Взгляд быстро пробежал по строчкам. Уважаемая айра Милс, приносим свои глубочайшие извинения за причиненные неудобства, бла-бла-бла. В связи с причиненным беспокойством, в качестве моральной компенсации администрация Др’Мора предлагает вам одно из вакантных мест, и т. д. и т. п… Марори сглотнула, переместила взгляд ниже. Там значилось: без дополнительных экзаменов и тестирования. И еще ниже: нет, на этот раз не розыгрыш. И еще одна порция извинений. Она сглотнула снова, с удивлением обнаружив, каким громким стало дыхание. Ноги подкашивались, девушка едва добрела до кровати, на которую упала совершенно опустошенная, остервенело прижимая письмо к груди, будто боялась, что оно исчезнет.
Дра’Мор? Университет высшего темного изучения Плетения и Материи? И в страшном сне она не могла представить, чтобы добровольно сунуться в это ужасное место. Та девушка в приемной сказала, что Эльхайм попытается все уладить, но вот так? Марори снова и снова перечитывала письмо, хотела убедиться, что не сходит с ума, что не бредит от недосыпа. Но письмо никуда не исчезало, и было самым что ни на есть реальным доказательством происходящего.
Дра’Мор!
Равно как и в Эльхайм, туда стремились толпы желающих, собственно, все, в ком текла хоть капля проклятой крови. Как и Эльхайм, Дра’Мор набирал всего лишь пятьдесят студентов в год, но если для поступления в Эльхайм требовалось предоставить лишь доказательство своих знаний, то с его темным отражением дело обстояло намного сложнее. В Дра’Мор не принимали посторонних, и для поступления ко всем тестам и экзаменационным документам следовало приложить так же образец собственной крови. Что же получается – ее берут без доказательств? Просто так, можно сказать, с улицы?
Марори перевернулась на живот, положила на голову подушку. Хотелось заглушить все мысли, перестать думать о том, что, вопреки всей абсурдности предложения, она едва сдерживается, чтобы не сорваться, за минуту собрать вещи – и со всех ног нестись в Дра’Мор. Тем более в письме требовали в случае ее согласия явиться в распределительный отдел до двадцатого числа, чтобы уладить формальности. Взгляд упал на календарь – восемнадцатое!