– Узнаю свою девочку, – мягко, с расслабленной ленцой, похвалил мужской голос.
Ним взвился, выставил кинжал, другой рукой накручивая на кулак огненную нить Плетения.
Он вышел из-за колонны: расслабленный, вальяжный. Вандрик Шаэис собственной персоной.
В белоснежной сорочке с закатанными до локтя рукавами, идеально наглаженных брюках и начищенных до блеска туфлях. Хронограф на его смуглой мускулистой руке стоил, наверное, целое состояние.
– Ну и бардак ты тут устроил, эльфеныш, – беззлобно сказал он, озираясь на царящий хаос. Достал пачку сигарет из кармана брюк, похлопал по несуществующим карманам рубашки, разочарованно хмыкнул – и выудил из пальцев искру.
Ним сделал шаг назад.
Вандрик поджег сигарету, медленно, с наслаждением втянул табачный дым – и с удовольствием выпустил сизую струйку через сложенные трубочкой губы.
– Что, эльфеныш, разочарован, что твои печати – обычная паутина?
Марори была уверена, что Ним найдет хоть пару слов в ответ, но эльфа словно подменили: он лишь топтался на месте и дергал то одной, то другой рукой. Его глаза рассеянно шарили по полу. Марори только теперь обратила внимание на тонкое призрачное плетение, которое то становилось ярче, то затухало.
– Этим ты даже Крэйла как следует не удержишь, а уж с последним Темным такими детскими шалостями не справиться. Но я сегодня добрый. – Он прошел мимо оцепеневшего эльфа, присел перед Марори – и она поняла, что веревка больше не перетягивает запястья. – Ты в порядке, Марори?
– Вандрик. – сказала она, хотя не помышляла назвать его по имени. Взгляд постоянно опускался на его серебристо-черные часы. Она видела их множество раз. Видела эти руки, слышала этот убаюкивающий голос. – Вандрик.
– Что же, по крайней мере ты не шарахаешься от меня, Тринадцатая. – Он расслабленно улыбнулся, осторожно, погладил ее по щеке и почти не касаясь губами, поцеловал ее в висок. – Моя идеальная Тринадцатая. Никуда не девайся, хорошо? Я выпотрошу этого эльфеныша и мы уйдем до того, как появится Крэйл. Я, знаешь ли, устал гоняться за тобой.
Часы.
– Сиди здесь, – Вандрик шутливо погрозил ей пальцем, поднялся. – Эй, эльфеныш, тебя, никак, парализовало? Вот незадача.
Ним действительно выглядел, как подвешенная кое-как балаганная кукла: слабые попытки освободиться из невидимых пут скорее походили на предсмертную агонию несчастливой мухи, которой не повезло попасть в паутину и которая уже видела лениво ползущего на пышный пир паука.
Вандрик поравнялся с ним, но, чтобы заглянуть эльфу в глаза, ему пришлось нагнуться.
– Слушай, выглядишь каким-то разочарованным. – Его наигранное беспокойство звучало правдоподобно. Но Марори не сомневалась – Шаэдис-старший уже вынес мальчишке приговор.
И, что беспокоило ее куда больше – ей было не жаль своего незадачливого «друга».
Часы. На смуглой руке. И мягкий убаюкивающий голос, настолько знакомый, что от одного его тембра по венам растекалась странная будоражащая сознание меланхолия. Она отчаянно ныряла в глубь воспоминаний, пыталась выудить оттуда хоть что-нибудь, путеводную нить, которая распутает этот непонятный клубок. Должно же быть хоть что-то, заусеница на идеально вылизанном прошлом маленькой девочки, которая знала отца и мать, и сестру, и брата. И продолжала верить в фальшивые воспоминание, потому что лишь цепляясь за них могла продолжать считать себя. немножко нормальной.
– Ты ударил ее, – тихо сказал Вандрик, глядя куда-то в лицо Ниму. Тот странно повел плечами, и даже так-сяк мотнул головой. Значило ли это попытку оправдаться или горделивый жест – оставалось лишь гадать. – Ударил мою Тринадцатую. За одно это тебя стоит превратить в кучу свиного дерьма. Ты вломился в мой дом, и заливал свою паршивую глотку моими винами, ты испортил мой чертов ковер, которому двести с лишним лет. Ты просто мелкий паразит, которого следует прихлопнуть.
Он сделал едва уловимый жест рукой – и глаза Нима наполнились кровью.
Марори закрыла глаза. Он заслужил. Он сам сделал свой выбор. Но слышать его истошные вопли было все же слишком. Она знала, что пройдет много, очень много времени, прежде чем неизбежность забвения прошлого начнет стирать с них краски. Как знала и то, что они останутся с ней на всю жизнь.
Когда крики Нима стихли, она рискнула открыть глаза.
Вандрик, как ни в чем не бывало, продолжал курить, стоя в луже крови. Его рубашка осталась белоснежной, но на лице Марори различила пару алых брызг. Он вытер их рукавом, повернулся.
– Нужно было заставить его мучиться дольше, но времени почти нет.
Марори рискнула встать. Тяжесть крыльев, к которой она до сих пор не могла привыкнуть, тянула назад, но она все же отошла на несколько шагов. Прозрачные нити печатей таяли прямо на глазах.
– Откуда ты знаешь меня? – В лоб спросила она.
– Оттуда же, откуда ты знаешь, кто я такой.
– Ты – отец Крэйла.
– Это – наиболее поверхностное знание, – разочарованно бросил он. – Я был уверен, что ты пробудилась окончательно. Что ты помнишь, Марори?
– Тебя. Твой голос. Часы на твоей руке. Их. помню больше всего.
Он молча снял часы, передал ей.
На внутренней крышке, тонкой гравировкой были нанесены всего два слова: «От Тринадцатой». Часы вывалились из ее ослабевших пальцев.
– Ты и мой отец – что вас связывало?
– Идиот Милс не был тебе отцом, – поспешил развенчать ее уверенность Вандрик.
– Потому что меня вырастили, как какое-то растение у тебя на фабрике? – Произнеси это вслух оказалось намного сложнее, чем казалось.
Вандрик поравнялся с ней, приподнял лицо за подбородок. Глядя на него сверху вниз Марори не могла отделаться от мысли, как же сильно он похож на Крэйла. Те же глаза, те же нахмуренные брови, та же жесткая линия подбородка.
– Я тебя создал, Марори, – уверенно и безапелляционно заявил он, одновременно гипнотизируя «жертву» взглядом. – Милс был лишь придурком, которого мне пришлось использовать. Я не вездесущ, к сожалению. И есть области, в которых даже моих глубокий познаний в устройстве человеческого тела недостаточно. Я знаю – вижу – как устроено Мироздание, как бьется его невидимое сердце, как вены накачивают его кровью проклятых и вознесшихся. Но я вижу лишь следствие, а не причину. Если бы не я, Милс так и остался бы лишь практиком. Я дал ему шанс пощупать тонкие материи – но и только. Все ради того, чтобы увидеть, как ты расцветешь.
– Я. и другие.
– Нет-нет, другие – это только выбраковка. Шелуха, которую нужно сбросить, чтобы добраться до ядра. Одна получилась слишком темной, другая – слишком светлой. Безумная, слабая, пустышка. – Вандрик отмахнулся от них, как будто говорил о чем-то ничтожном, незначительном. – Ты – Тринадцатая. Идеальная. Проклятокровная и Небеснорожденная. Сердце Равновесия, в которое я вдохнул жизнь.
– Зачем? – Она не хотела знать ответ, но понимала, что иначе нельзя.
– Чтобы ты помогла мне уничтожить мир в том омерзительном виде, в котором он агонирует уже столько лет, конечно же, – с обезоруживающей улыбкой, признался он. – И мы значительно продвинулись в этом, пока не вмешался чертов Милс. К счастью, мне даже не пришлось марать руки, потому что моя идеальная девочка все сделала сама.
– Заткнись. – сухо бросила она.
– Зачем? Чтобы ты и дальше пряталась в выдуманном прошлом, в выдуманном мире, которого никогда не существовало? Продолжала играть в милую и несчастную Марори Милс, которая может затеряться в толпе – и сбежать от своего предназначения? То, что ты не помнишь, не означает, что другой тебя не существовало. Очень даже существовала, и, смею тебя уверить, ты была счастлива. Со мной.
– Нет.
– О да, – усмехнулся он.
– Я хочу быть с Крэйлом потому что он заставляет мое сердце биться чаще, – ответила она – и поняла, что только что призналась в этом самой себе. И от этого внезапного откровения захотелось смеяться и плакать одновременно. – А ты просто псих и подонок.
– Причина, по которой ты вцепилась в Крэйла, совершенно очевидна: он ведь так похож на меня. В придуманной тобою реальности придуманная девчонка не может таскаться за мужиком, который лет на двести старше ее. Но очень даже может втрескаться с двадцатилетнего мальчишку. – Он продолжал поглаживать ее подбородок, и попытка избавиться от его пальцев привела лишь к тому, что они крепче впились в кожу. – Я могу рассказать тебе, что на самом деле ты создана из того, что куда древнее меня, но для подобных бесед не самое подходящее время и место. Сейчас тебе лучше перестать брыкаться и последовать за мной, как в старые-добрые времена. Хотя. – Он разочарованно глянул куда-то ей через плечо, – кажется, уже поздно.