— Наладится. Всё наладится.
Кончилось тем, что Соловьёв, встав с места, протянул руку Имангулову:
— Договорились, завхоз. Завтра можете приступать к работе. Надеюсь, обижаться друг на друга не придётся.
Имангулов, не поднимаясь, ответил на рукопожатие Соловьёва, стиснув ему ладонь неожиданно сильно, чуть не До боли, и успокоительно сказал:
— Не волнуйся, директор. Всё наладится.
С первых же дней работы в совхозе Имангулов проявил себя во всём своём великолепии. Прежде всего он не пытался скрывать свои слабости. Всю жилплощадь, выделенную ему в одном из вагончиков, он завалил мягкими тюфяками, раздобыл для своей резиденции самую жаркую печку, запасся впрок топливом, а знакомство с сослуживцами начал с пристрастного допроса: чем и как кормят в столовой.
Над ним посмеивались. И, однако, уважали его, потому что он сразу повёл хозяйство в совхозе так, что никто не мог пожаловаться. Он умел беречь совхозное добро, был даже прижимист, зато и обеспечивал совхоз всем, чего недоставало. Поручения он выполнял быстро и добросовестно. Стоило ему только произнести своё волшебное словечко «наладится», и все уже знали, что будет так, как сказал Имангулов. «Наладится», — сказал он, и в совхозе появился движок, в вагончиках слабо замерцали электрические лампочки. «Наладится» — и выцарапал где-то про запас лишние палатки. «Наладится» — и в совхоз завозили доски, гвозди, кирпич и мел.
И лишь Шекер-апа относилась к нему с упрямой недоброжелательностью. Она дольше всех не могла привыкнуть к его «порокам». Уже в первые же дни пребывания Имангулова в совхозе между ним и старой поварихой произошла небольшая стычка.
Столовая ещё не была достроена, а там уже расставили столы, и Шекер-апа с удовольствием занималась стряпнёй в новой кухне. Ей пока не посчастливилось познакомиться с новым завхозом: она редко выходила к обедающим, их обслуживала молоденькая подавальщица.
Но однажды Имангулов явился в столовую, когда уже все пообедали. Он тяжело плюхнулся на стул, так что у стула затрещали ножки, ленивым движением смахнул крошки со стола, пододвинул поближе соль, перец и уксус и выжидательно уставился на подавальщицу. Той уже были известны привычки и аппетит завхоза; она наложила на большую тарелку гору хлеба, налила в две вместительные миски рисовый суп. Повариха, вышедшая из кухни, с недоумением наблюдала за этим.
— Погоди-ка! Кому ты наливаешь вторую тарелку?
— Но он всегда за двоих ест, — засмеялась подавальщица.
Шекер-апа промолчала, но когда, придя за вторым, девушка навалила в миску столько котлет, что их хватило бы на пятерых, повариха не выдержала.
— Куда ты столько? Он же лопнет.
Подавальщица, прыснув, заторопилась к столу, за которым развалился обжора-завхоз, а Шекер-апа с неодобрением покачала головой.
Через несколько дней столовой понадобилось мыло, и поварихе пришлось взять за бока Имангулова.
— Отпускай мыло, завхоз.
— Нет мыла, уважаемая.
— Как это нет?! Что ж это за порядки такие! Завхоз есть, а мыла нет! Значит, никудышный это завхоз.
Имангулов с невозмутимым видом посмотрел на повариху и спокойно сказал:
— Не волнуйся, уважаемая. Тебе вредно волноваться. Всё наладится.
— Твоим «наладится» ни рук, ни тарелок не вымоешь, — не отступала повариха. — Ты мне мыло давай. Сам ест за пятерых, а для столовой куска мыла жалко!
Имангулов побагровел от обиды, но всё так же невозмутимо ответил:
— Ай, уважаемая, тебя послушать, так я мыло ем. Говорю тебе: нет сейчас мыла. Завтра обещали завезти.
И правда, на другой день мыло появилось, и завхоз щедро оделил им столовую, но Шекер-апа не смягчилась: со всеми добрая, заботливая, она при виде Имангулова отворачивалась, неприязненно поджимала губы. Имангулова это огорчало: сам он относился к поварихе с большим уважением.
…Жизнь в зарождающемся совхозе шла своим чередом. Каждый занимался своим делом, и лишь Тарас испытывал смутную неудовлетворённость. Он завидовал всем этим нашедшим своё место, увлечённо работающим людям и стыдился собственных обязанностей, как ему казалось, лёгких и несерьёзных. Велика важность — гонять по степи легковую машину! Он, Тарас, способен на большее. Когда-то он лучше всех водил грузовики. И, как ни жаль ему было покидать Игната Фёдоровича, он всё же, набравшись смелости, однажды сказал Соловьёву:
— Треба мне с вами посоветоваться, Игнат Фёдорович.
— О чём?
— Та вот о чём… Грузовиков в совхозе будет дюже много. А шофёров — трошки…