— Спать надо, скоро утро!
Парни набрасывали пальто на плечи девушек, к которым питали тайную или явную симпатию, дрожа от холода, провожали их до вагончиков и потом во весь дух неслись к своим палаткам.
— Танцы были единственным развлечением совхозной молодёжи. Лишь однажды в совхозе побывала кинопередвижка, и механик прокрутил старый, давно уже всем набивший оскомину фильм. Да как-то раз заезжий лектор скучно поведал целинникам о положении на международном фронте. Ребят, большинство из которых жило прежде в больших городах, эти «культурные мероприятия» никак не устраивали.
По вечерам в посёлке хозяйничала скука.
В один из таких вечеров в совхоз приехал Мухтаров, Рабочий день уже окончился. Байтеновская «академия» опустела, в мастерской и на строительных площадках было неуютно тихо, целинники разбрелись по вагончикам и палаткам.
Сквозь бесшумно скользящие облака временами проглядывала луна, освещая заснеженное жильё новосёлов.
«Газик» остановился около директорского вагончика. В окнах было темно. Мухтаров вылез из машины, огляделся и сказал шофёру:
— Я поброжу немного… А ты иди в столовую, подкрепись.
— Темень-то какая, Мухтар Идрисович! Хоть глаз выколи. И снегу по колено. Увязнете.
С лица Мухтарова не сходило озабоченное выражение. Видно, электростанция опять капризничает: свет из палаток, из окон вагончиков сочился слабый, мигающий… Да, несладко приходится молодёжи. Ни воды, ни света. В палатках, наверно, ещё и холодно. Намаются ребята за день, вернутся в остывшие жилища, и им ничего не остаётся, как нырнуть поскорей под пальто и одеяла. Разве же это отдых? Целинники заслуживают большего.
И всё же посёлок разрастается, совхоз обретает зримую реальность. Мухтаров наведывался сюда не так давно, но тогда ещё не было мастерской. И гараж ещё не был достроен. Палатки, вагончики — это всё же черновой набросок совхоза, и ребята стараются как можно быстрей переписать черновую работу набело!.. И хоть не налажен у них быт, но они, судя по всему, не думают хныкать. Из палатки, покрытой, словно белой шапкой, толстым слоем снега, донёсся задумчивый перебор баяна. А в одном из вагончиков девушки затянули бодрую, задорную песню.
— Мухтар Идрисович!
Мухтаров обернулся на голос. В это время лохматое, мрачное облако закрыло луну, и он с трудом узнал в окликнувшем его человеке Су-Ниязова. Тот подошёл ближе.
— Здравствуйте, Мухтар Идрисович. Что это вы разгуливаете в темноте?
— Здравствуйте, дядюшка Ян. Да так… Смотрю, думаю… Дышу свежим воздухом.
— Полезное дело. Только неудачное время выбрали для приезда. Игнат Фёдорович в степи, Байтенов отправился к жане-турмысцам, инженер в городе.
— Кажется, в городе он бывает чаще, чем в совхозе.
— Что правда, то правда. В совхозе, говорит, ему пока делать нечего.
— Так… А я думаю, для того, кто хочет работать, дело всегда найдётся… Так начальства, говоришь, нет? А уста Мейрам на месте?
— Только что отправился в свой вагончик. До позднего вечера в мастерской засиживается.
— Это на него похоже.
— Зайдёте к нам, Мухтар Идрисович?
— Непременно зайду. А что это за свет в мастерской?
— Там, наверно, ребята остались.
— Вот я сначала к ним и загляну. Потолковать надо.
В мастерской бледно светились лишь два угловых окна: ребята, видно, оккупировали «кабинет» уста Мейрама. Оттуда, слышались громкие, сердитые голоса. Мухтаров прошёл через тёмную мастерскую и остановился у приотворённой двери.
Возле стола с телефоном сгрудилось несколько новосёлов. Один из них кричал в трубку:
— Ай, сестрица, что это за работа? Целый час добиваемся, чтобы нас соединили с Иртышом, а вы — ноль внимания. Иртыш дайте нам. Квартиру Мухтарова! Что? Да мы и так уж целый час ждём. Что? Ай, как не стыдно, такой приятный голос и такие слова!..
— Ты, Асад, брось свои комплименты, — одёрнула юношу маленькая, с золотистыми кудряшками девушка и попыталась отнять у него трубку. — Дайка я скажу этой сестрице пару ласковых слов. Ей что!.. Сидит небось в тёплой комнате, разомлела от жары. Сюда бы её, в наш посёлок. Узнала бы, почём фунт лиха!