С Иваном она почти не говорила. Он приходил, как человек, снимающий угол в чужой комнате. Люди, с которыми она сталкивалась в совхозе, были ей ближе, чем Захаров, — они могли дать совет, помочь, пошутить, когда становилось трудно. Их грубоватая внимательность помогала Ларисе справиться с тяжёлой и нервной работой шофёра.
Изредка Иван заговаривал: просительно, вкрадчиво. Ларисе казалось даже, что он всё понял. Но тут же она вспоминала, как мучилась из-за своей глупой боязни потерять семью, из-за своей непростительной жалости к мужу, когда он в припадке раскаяния плакал и поносил себя. А стоило ей сдаться, и всё шло по-старому.
А Захаров, видя, что Лариса твёрдо проводит свою линию, снова стал груб и заносчив. Он спокойно пользовался всем, что делала Лариса: ел то, что она готовила, жил в комнате, которую она прибирала, носил бельё, выстиранное ею. Он ругал всех— уста Мейрама, Байтенова, Соловьёва, Тараса, Надю. Все оказывались бюрократами, тупицами, склочниками, все мешали ему работать, писать диссертацию.
Лариса отмалчивалась. Только однажды, когда Захаров особенно рьяно поносил Тараса Гребенюка, она не стерпела:
— Ты не смеешь так говорить о человеке, который в тысячу раз честнее и порядочней тебя!
Захаров нехорошо усмехнулся.
— Всё теперь понятно. Ты его любовница, потому и защищаешь!
Она дала Захарову пощёчину. Он тупо поглядел на Ларису и угрожающе процедил:
— Ну, хорошо же! Я ещё с тобой посчитаюсь за это!
Захаров решил, что во всех его бедах виноват именно Гребенюк, принявший Ларису на работу. Надо было спросить его разрешения — как-никак Захаров не только муж Ларисы, но и непосредственный начальник заведующего гаражом. Тарас этого не сделал. Мало того, увидев, что главный инженер недоволен, Тарас и не подумал освободить Ларису. Если сейчас промолчать, не отреагировать на всё это, так Гребенюк вообще выйдет из повиновения, сядет на голову. Нет, его надо сломить, поставить на колени!
Пощёчина озлобила Захарова и заставила его действовать решительно. На следующий день он отправился в гараж.
С Гребенюком он столкнулся в воротах.
— Куда это ты спешишь? — спросил Захаров.
— По делу.
— Твоё дело подождёт… Поговорить надо. А вообще-то нечего отлучаться. Помни, ты заведующий гаражом. Пропадаешь неизвестно где.
— В гараже всегда дежурит диспетчер, — заметил Тарас.
— Его дело — путёвки выписывать, а ты за всем следить должен. Ну, куда ты сейчас направился?
— К уста Мейраму. Треба договориться про ремонт одной машины.
— А утром где был?
— На дороге случилась авария. Я йздыв, чтобы…
— Постой, постой! Всё по порядку. Какая авария?
— Машина попала в кювет.
— Всё ясно, — презрительно сказал Захаров, — пьяный шофёр! Хороша же у тебя дисциплина! А ты ещё нянчишься с такими!
— Да! — с неожиданной яростью ответил Тарас. — И правильно!
— Нет, не правильно! Надо передать дело в суд! И всё!
— Передавайте!
— Как фамилия шофёра?
— Захарова, Людмила Владимировна, — Гребенюк старался говорить спокойно.
— Ты что, Тарас, шутить вздумал?!
— Яки ж тут шутки, колы вона чуть не пострадала.
— Вот и нечего ей садиться за руль! Только позорит и себя и меня!
— Вона в аварии невинна — тормоза здалы.
— Она не виновата! — передразнил Захаров. — Тогда, может быть, я виноват?
— Може буты, — уже насмешливо сказал Тарас.
— Ишь ты! Моралист! Тогда, может, именно меня под суд отдавать надо?
Тарас только усмехнулся. Захаров, почувствовав, что он потерял все преимущества в этом споре, переменил тему:
— Что с Ларисой? Ранена?
— Та ни, тильки испугалась.
— Где-нибудь прячется от стыда?
— Робыть на машини Смирнова. Вин заболел. А стылиться ей нечего. Работает добре.
— Чего это ты её расхваливаешь? Приворожила?
— Дурныцы вы говорите, Иван Михайлович! — резко сказал Тарас, не скрывая своего презрения. — Ваша жена достойна уважения. Це все понимают. Кроме вас…
И, обойдя Захарова как столб, Тарас вышел из гаража и направился к мастерским.
Взбешённый Захаров, как всегда, нашёл выход в том, что заперся в своём кабинете, предварительно зайдя в продуктовую лавку.