— Получилось! — рассмеялся Соловьёв. — Вот почитай ответ.
Писал начальник цеха, в котором когда-то работал Ильхам. Он сообщал, что комсомольцы завода за счёт внутренних резервов изготовили бурильное оборудование и выслали его в совхоз. Рабочие завода благодарили коллектив совхоза за ударную работу и желали успеха.
Соловьёв пожал руку Ильхаму:
— Спасибо тебе! Ты нас просто выручил. Когда ещё наше управление соберётся решить этот вопрос.
— За что ж спасибо, Игнат Фёдорович? Дело-то наше, общее…
Когда оборудование привезли из Иртыша, бурение поручили уста Мейраму. В помощники он взял Ильхама, предупредив его:
— Имей в виду — здесь не. Баку. Я думаю, нефтяные скажины бурить легче, чем в степи искать воду.
— Понадобится, так и сто колодцев выроем. Лишь бы вода нашлась.
Уста Мейрам был прав. После того как добирались до водоносного слоя, оказывалось, что вода либо солёная, либо её очень мало. Но времени оставалось в обрез и работали не переставая. Ильхам всё время находился у скважины, не замечая, что делается вокруг. Когда темнело, зажигали фонари на переносных шестах. Только при их свете долго работать было нельзя. Начинали болеть глаза, натруженные за день. Уста Мейрам подходил, клал руку на плечо и говорил:
— Хватит, сынок… Завтра…
И вот однажды старый мастер, прислушиваясь к шуму долота в скважине, вдруг радостно прошептал:
— Вода! Вода шумит! — и тут же крикнул: — Насос!
Заработал мотор. Шланг стал извиваться, как змея. Насос кашлянул и выплюнул пробку мокрого песка. Потом вылилась тёмная жижа и пошла вода, сперва мутная от песка, а потом всё чище и чище.
Срочно известили Соловьёва, и он немедленно пришёл на скважину. Он увидел мокрую землю, мокрого Ильхама, который, блестя глазами, возился у мотора, и уста Мейрама, торжественно протянувшего директору стакан холодной чистой воды:
— Пейте, Игнат Фёдорович. Не вода, а напиток молодости!
Ильхам наполнил ведро и побежал, стараясь не расплескать воду.
У столовой его окликнул Имангулов:
— Куда торопишься, Ильхам?
— Боюсь, нагреется!
Он добежал до ремонтной мастерской и ворвался в пустую инструменталку. Геярчин была одна. Ильхам поставил ведро на верстак.
— Пей, Геярчин! Вода из колодца! Как лёд! Это наша вода!
Геярчин посмотрела вокруг, но чашки не обнаружила. Придерживая левой рукой волосы, она склонилась над ведром.
— Замечательная вода! А?!
Девушка подняла лицо. Оно сияло радостью, влажные губы улыбались.
— Какая вкусная вода, Ильхам! Как в сказке!
Взгляды их встретились. Глаза девушки блестели! Задыхаясь от нахлынувших чувств, Ильхам схватил ведро и выбежал на улицу.
— Вкусная вода! Холодная вода! — кричал он, как мальчишка на базаре.
И все пробовали эту воду, свою совхозную воду, по два-три глотка, чтобы никого не обидеть.
Только Имангулову Ильхам позволил напиться вволю, и тот, отдуваясь, сказал, закатив глаза:
— Никогда не пил такой сладкой воды!..
Асад, который решил сделать «перекур на воздухе», заглянул в инструменталку, надеясь перекинуться с Геярчин хоть несколькими словами, и увидел, как она пила воду, а потом восторженно смотрела на Ильхама.
— Этот сумасшедший изобретатель, — презрительно отметил про себя Асад, — совсем задурил ей голову. Чего доброго, она в него влюбится.
И хотя Асад старался уверить себя, что ещё не всё потеряно, но его охватило смешанное чувство тоскливого одиночества и раздражения. Руки его дрожали, когда он разминал папиросу, глядя вслед убегавшему Ильхаму.
Вскоре после этого в совхозе пробурили ещё одну скважину, а немного погодя и третью. Но первую скважину все называли «родником Ильхама». И каждый раз, когда Геярчин слышала это название, она вспоминала жаркий сумрак инструменталки, горящие глаза Ильхама и ртутные капельки пота на его лбу.
За несколько дней до уборки техника пошла в поля. На участки перебрасывали уборочные машины, перегоняли комбайны, завозили воду и горючее.
Вечерами на станах дымились костры, гремела посуда, слышались возбуждённые голоса.
Десятого августа на рассвете в небо взлетела ракета, озарив поля молочно-голубым светом. Это был сигнал начала жатвы.
Грохотали тракторы. Грузовики с высокими бортами съезжали с дороги и, колыхаясь, шли рядом с комбайнами, забирая первое зерно.