– Вот видишь! – воскликнул Винд (хотя, он–то, конечно, не мог этого помнить, так как всё это было придумано Хранителями Многомирья).
Таллан продолжал ворчать:
– Ну а что толку? Здесь или в пустом желудке статуи эта слизь доберётся до нас…
– И всё же! Мы должны бороться! – громко крикнул Винд и из всех сил долбанул кулаком по кнопке.
В результате вертокрыл начал дрожать сильнее, ускорилось его движение вдоль каменного носа великана. Навстречу из слизкой массы выплывали сплавленные в желудочном соке землееда куски почвы. Обшивка аппарата продолжала разрываться, из уже многочисленных трещин сочилась зеленоватая масса. Винд выкрикивал:
– Скоро! Уже скоро! Мы доберёмся до этого места!..
Тут и Таллан оживился, он приподнялся с кресла и произнёс:
– А что нам унывать! Поживём ещё! Разорви его Ялинский пушкокрыл!!
Но тут аппарат их тряхнуло с такой силой, будто бы он и впрямь столкнулся с одним из бессчётных грозных обитателей Многомирья. Но дело было в том, что слизь попала в механизм, который позволял крыльям вращаться и механизм этот взорвался. Продвинувшись ещё на пару метров, вертокрыл окончательно остановился.
Трещины в стенах расширялись, из проёма в потолке постоянно стекала слизь, и на полу уже шипело целое зелёное озеро. Крепкий, острый запах раздавленных растений сделался просто невыносимым, от него тошнило…
Таллан сжал кулаки и закричал:
– Неужели не жить больше?!!
– Нет, поживём ещё, – упрямо ответил Винд. – Ты вон вперёд глянь…
– Вижу: нос загибается. До рта то ещё далеко. Как туда попадём?
– До рта не доберёмся, а вот в нос этого истукана попробуем забраться!!
– А–а, ладно! – прорычал Таллан, вскочил и начал разрывать уже почти расплавившуюся стенку вертокрыла.
Он кричал:
– Проплывём или не проплывём – не знаю! Но попытаться стоит! Здесь метров пять осталось! Но, глаза ни в коем случае не открывай! Эта гадость их сразу разъест…
И вот стенка вертокрыла оказалась полностью разорванной сильными руками Таллана.
Внутрь хлынули потоки зеленоватой слизи; Винд в последний раз вдохнул переполненный растительными испарениями воздух, и ринулся вперёд, в эту массу.
Глаза он, как и советовал Таллан, закрыл, но всё равно всей кожей, которая соприкасалась с этих вязким веществом, тут же почувствовал сильное жжение. Двигаться было очень тяжело – гораздо тяжелее чем в воде…
Страстно хотелось поскорее вырваться из этого массы, забраться в ноздрю к статуе, а он всё не мог хотя бы дотронуться до её каменной тверди. И уже казалось Винду, что плывёт он не в ту сторону. С трудом подавил он желание открыть глаза, оглядеться…
Но вот почувствовал, что где–то рядом бьётся Таллан. Это придало Винду сил: ведь не могли же они вдвоём двигаться в неверном направлении…
И, действительно – вскоре рука Винда прикоснулась к камню. Цепляясь за выщерблены, он начал двигаться к исполинской ноздре…
Вот, наконец, и резкий изгиб камня. Винд подтянулся, пробираясь в отверстие…
Но когда же закончится эта слизь! Жжение было мучительным, жутким! Казалось юноше, что весь он обложен раскалёнными углями. Горела, как казалось не только, но и все внутренние органы, и в сердце, и в мозг вонзились раскалённые иглы.
И тут сзади последовал сильнейший толчок. Винд торпедой полетел вперёд, несколько раз пребольно ударился об каменные стенки ноздри, и, наконец, вылетел в воздушное пространство. Упал, перевернулся, ещё раз ударился и, наконец, остановился…
Усиливалось радужное свечение, и Винд догадался, в чём была причина этого толчка: это разорвался–таки вертокрыл, и вся горючая жидкость разом освободилась…
Винд открыл глаза и тут же пожалел об этом: ведь слизкая масса ещё налипала на его ресницы, и попала в глаза, так же как, порой, мыло попадает в глаза, когда кто–либо моется в ванной.
Винд застонал, а потом и закричал от боли – едкая гадость выедала его глаза и не было воды, чтобы промыть их. Жжение усилилось до немыслимых пределов, а юноша хрипел:
– Нет, нет! Я не хочу терять зрения!.. Таллан, помоги мне!!
* * *
Сознание вернулось к Винду. Но он совершенно ничего не видел. Непроглядная, угольная чернота окружала его. Но слышен был такой звук, будто потрескивали дрова в костре.
И юноша произнёс:
– Таллан, это ведь ты?.. Скажи, ведь я не ослеп?
Потрескивающие звуки изменили свою тональность, однако Таллан ничего не ответил.