Зато почувствовал Винд, как этот неизвестный положил ладонь на его сломанное ребро. Ладонь была твёрдой, как камень, и Винд сморщился от этого прикосновения.
Он попросил:
– Нельзя ли полегче?.. У меня в котомке есть коренья, которые помогут при лечении… А котомка… Ищите её возле клювана, которого вы подстрелили…
И тут растрескавшийся старец дёрнул за сломанное ребро Винда. Никогда ещё юноша не испытывал столь сильной, пронизывающей боли. Он громко вскрикнул; на лице его выступила испарина; он весь выгнулся вверх, а затем – потерял сознание…
Впрочем, как ему показалось, лишь мгновенье пребывал он во мраке. Затем сознание вернулось к нему…
Он сидел на каменной плите, не чувствовал боли, и глядел на сероватых обитателей руин. А они уже успели его разглядеть и не обращали на Винда особого внимания; занимались своими делами, перетаскивали некие, похожие на оружие предметы; но делали всё это молча. Юноша уверился, что они действительно немые, да, пожалуй, ещё и глухие…
Тогда он приподнял свою измятую, грязную рубаху, и обнаружил, что на месте сломанного ребра теперь вставлена каменистая пластина, цветом почти сливающаяся с его телом.
Он сказал:
– Ну, спасибочки… Так мне теперь и ходить с этим камнем в теле?
Ответа не ожидал, но получил.
А ответил ему тот, самый старый, самый растрескавшийся из всех каменистых:
– Камень крепкий – жизнь тебе спасёт. Грозный житель леса – Винда не убьёт.
Голос у старика был хрипловатым, трескучим, словно бы сквозь каменную толщу продирался.
Винд спрыгнул с плиты, прошёлся по этому, весьма просторному помещению и сказал:
– Спасибочки, конечно, что вылечил. Но у меня сейчас главная задача – на Каэлдэрон вернуться.
И снова растрескавшийся старикан проговорил:
– Знаем – мир Каэлдэрон. В небе он над нами. Но для нас он отдалён – не дойти ногами.
– Понятно, что ногами не дойти, ну так, может, долететь можно?
– Не летали никогда, жили долго в камне. Но ведь это не беда – будешь счастлив с нами.
– Нет, дорогие мои каменистые, с вами я счастлив не буду. Меня там родители ждут. У меня там друг – кораблик Крылов… В общем, буду думать, как отсюда выбраться… Вот ты говорил, что в лесу кто–то живёт. Можешь меня с ним познакомить?
При этих словах все каменистые прекратили свою работу, обернулись к Винду. Их серые лица выражали напряжение…
Старейший произнёс:
– Житель леса страшен. Ростом – в десять сажен. От него себя храним. И тебя о том молим…
– О чём молите–то?
– Чтобы был ты с нами, с верными друзьями.
– Так, ладно, а что с клюваном–то?
– Птица вкусной оказалось – ничего уж не осталось.
– Понятно… могли бы и мне что–нибудь оставить. А там ещё кабинка была, а в кабинке сундук, а в сундуке… я, впрочем, не знаю, что в том сундуке, но, судя по всему, нечто очень ценное. Собственно из–за этого сундука и из–за своего излишнего любопытства я и попал к вам…
– Тот сундук вон там стоит – пламень яркий в нём горит.
Каменистый кивнул в сторону коридора. Винд поспешил туда, и, миновав крутой поворот, оказался на улице.
Оказывается, солнце уже зашло за горизонт; но полной тьмы не было – в вышине небо оставалось лазурным, там плыли мирные облачка; а из–за горизонта выглядывал Каэлдэрон. Родные уже ждали возвращения Винда, волновались…
Сундук стоял в нескольких шагах от входа в жилище; за ним, как показалось Винду, никто не присматривал. Так как кругом сгущались ночные тени, изумрудное сияние из–под крышки казалось более ярким, чем прежде…
Следом за Винду вышел и старый каменистый, у него Винду спросил:
– Пытались открыть?
– Открыть его пытались, но только обломались…
– Не догадываетесь, что там, внутри?
– Этого не знаем, но предполагаем… Свет там негасимый, сумраку противный. От лесного лиха будет нам…
Тут каменистый издал несколько скрежещущих звуков, и топнул ногой.
– Что, рифму придумать не можешь? – догадался Винд. – Ну так говори нормально, без всяких рифм.
– Мыслимо ль без рифмы? Мы ж не злые тифмы!
– Что ещё за тифмы? – хмыкнул Винд, решив, что непонятное словечко было придумано только что ради рифмы.
– Тифмы – злые твари, тёмные от гари. Все они пропали, мы свободны стали…
– Ну и замечательно!
Но каменистый продолжал:
– И одна лишь тифма по лесу гуляет, жизнь нам отравляет.
– А–а, так это вы про лесное чудище! Если с нашего Каэлдэрона на ваш Аратроэль ночью глядеть, видно синеватое свечение в лесу. Кто–то там движется, но вот кто – разглядеть мы не можем. Стало быть – это тифма бродит. А какая она из себя – эта тифма?