— Угу, — сказал Холден.
— Мерзко было.
— Угу.
Миллер кивнул. На большее сил уже не осталось. Он откинулся на подушку и если не заснул, то потерял сознание. Прежде чем накатило забытье, он улыбнулся. Он справился. Он — на корабле Холдена. И они найдут то, что оставила им Джули.
Его разбудили голоса.
— Может, не стоит…
Та женщина, Наоми. Миллер готов был обругать ее за то, что помешала спать, но разобрал в ее голосе нотки пусть не страха или гнева, но чего-то достаточно похожего, чтобы заинтересоваться. Он не шевельнулся, даже не стал целиком выплывать из забытья. Но прислушался.
— Приходится, — сказал Холден. Он говорил глухо, словно в горле стояла мокрота. — То, что случилось на Эросе… у меня на многое открылись глаза. Я слишком долго молчал.
— Капитан…
— Нет, ты дослушай. Когда я там сидел, думая, что мне остались полчаса шума игровых аппаратов, а потом смерть, я понял, о чем жалею. Понимаешь? Я вспомнил все, что хотел сделать, но не собрался с духом. Теперь я просто не могу об этом забыть. Не могу притворяться, будто этого не было.
— Капитан, — повторила Наоми, и те нотки в ее голосе прозвучали отчетливей.
«Лучше промолчи, бедолага», — подумал Миллер.
— Я люблю тебя, Наоми, — сказал Холден.
Пауза длилась не дольше удара сердца.
— Нет, сэр, — сказала она, — это не так.
— Люблю. Я знаю, о чем ты думаешь. Я перенес тяжелую травму и хочу снова почувствовать себя живым и восстановить связь с жизнью, и, может, отчасти так и есть. Но ты должна поверить — я знаю, что чувствую. И там я знал, что больше всего я хочу вернуться к тебе.
— Капитан, сколько мы прослужили вместе?
— Что? Точно не помню.
— Навскидку.
— Восемь с половиной рейсов — это почти пять лет, — подсчитал Холден. Миллер угадал в его голосе недоумение.
— Хорошо. И со сколькими из нашей команды ты за это время делил койку?
— Это важно?
— Не слишком.
— С несколькими.
— Больше дюжины?
— Нет, — сказал он, но не очень уверенно.
— Ну, скажем, с десятью, — уступила Наоми.
— Пусть так. Но там было другое. Я говорю не о маленьких корабельных романах, чтобы скоротать время. С самого…
Должно быть, женщина взяла его за руку, — представилось Миллеру, — подняла ладонь или просто глянула на него, — но поток слов прервался.
— А знаешь, когда я в тебя влюбилась, сэр?
Грусть — вот что означали те нотки в ее голосе. Грусть. Разочарование. Сожаление.
— Когда… когда ты?..
— Могу назвать даже день, — продолжала Наоми. — Это была седьмая неделя твоего первого рейса. Я еще злилась, что какой-то землянин вылетел за эклиптику и занял мое место старпома. Ты мне с самого начала не понравился. Слишком обаятельный, слишком смазливый и, черт бы тебя побрал, слишком удобно устроился в моем кресле. Но тогда в машинном зале затеяли покер. Ты, я, пара механиков с Луны и Камала Траск. Помнишь Траск?
— Техник-связист. Та, что…
— Фигурой напоминала холодильник. А лицом — щенка бульдога.
— Я ее помню.
— Она больше всех сходила по тебе с ума. Проплакала в подушку весь рейс. Она не потому села играть, что любила покер. Она хотела дышать с тобой одним воздухом, и все это знали. Даже ты. И я весь вечер наблюдала за тобой, и ты ни разу не обманул ее. Ни разу не дал ей повод думать, что у нее есть шанс. И при том ты обращался с ней уважительно. Тогда я первый раз подумала, что из тебя может выйти приличный старпом, и в первый раз подумала, что хорошо бы оказаться в твоей койке после конца смены.
— Из-за Траск?
— И еще потому, что у тебя роскошная задница, сэр. Я это к тому, что мы летали вместе не один год. И я готова была прийти к тебе по первому зову.
— Я не знал, — сказал Холден. Голос звучал придушенно.
— Ты не спрашивал. Ты каждый раз засматривался в другую сторону. И, честно говоря, я думала, что астерские женщины тебе не по нраву. Пока «Кент»… Пока нас не осталось всего пятеро. Я видела, как ты на меня смотришь. Я точно знала, что означает такой взгляд, я четыре года видела его со стороны. Но ты обратил на меня внимание только потому, что я осталась единственной женщиной на борту, а мне этого мало.
— Я не знал…
— Нет, сэр, ты не знал. О том я и говорю. Я не раз видела, как ты соблазняешь женщин, я знаю, как ты это проделываешь. Ты весь отдаешься ей, ты ею восхищаешься. Потом ты уверяешь себя, что между вами — особая связь, и к тому времени, как ты в это поверишь, она тоже верит. Потом вы некоторое время спите вместе, и связь малость бледнеет. И кто-то из вас заговаривает о «профессиональном поведении» или о «рамках приличия» или начинает беспокоиться, что подумает команда, и все сходит на нет. И после этого ты им по-прежнему нравишься. Всем им. Ты все так ловко проделываешь, что никому и в голову не приходит тебя возненавидеть.