— Хватит меня дразнить!
— Да я и не думал, — притворился непонимающим Кэлвин. — Просто решил, что уж если ты позволил Алисии захватить «Лореан», то мог бы по меньшей мере вернуть нам часть медицинского оборудования.
Жена Силвеста возглавила мятеж против него двадцать лет назад, и Кэлвин никогда не упускал случая напомнить об этом факте.
— Что ж, стало быть, я принес себя в жертву. — Сказанное сопровождалось жестом, означающим просьбу помолчать. — Извини, Кэл, но я аниминировал тебя не ради дружеского трепа.
— Я предпочел бы, чтобы ты называл меня не другом, а отцом.
Силвест демонстративно проигнорировал эту ремарку.
— Ты знаешь, где мы находимся?
— Надо думать, на раскопках. — Кэлвин прикрыл глаза и прижал пальцы к вискам, чтобы сосредоточиться. — Да. Подожди… Два экспедиционных вездехода из Мантеля… где-то на окраине птеростепи. Сетка Уиллера… Довольно старомодно… Впрочем, думаю, для твоих целей годится. А это что такое? «Рисующие» гравитометры… сейсмограмма… Ты нашел что-то важное?
В этот момент на столе заработала рация — из Мантеля поступил сигнал. Силвест дал знак Кэлу умолкнуть, решая, принять вызов или нет. На связь выходил Анри Жанекен — специалист по биологии птиц и один из самых преданных Силвесту людей. Но хотя Жанекен хорошо знал Кэлвина при жизни, Силвест был уверен, что орнитолог никогда не видел отца в бета-записи… и уж конечно, не видел его в процессе общения с собственным сыном. Новость о том, что Силвесту понадобилась помощь и что для этого он вызвал сознание Кэла из небытия, может быть воспринята как проявление слабости.
— Чего ты ждешь? — спросил Кэл. — Прими его.
— Он не знает о тебе… о нас…
Кэлвин покачал головой, и вдруг совершенно неожиданно в комнате возник Жанекен. Силвест не сразу опомнился, не сразу понял, что случилось. Кэлвин, видимо, каким-то образом подчинил себе потайные функции секретера.
Ты всегда был пронырой, подумал Силвест. Собственно, именно благодаря этому качеству тебя и можно использовать теперь.
Изображение Жанекена, в натуральную величину, было чуть менее четким, нежели изображение Кэлвина, так как передавалось с помощью спутниковой связи из Мантеля. Сеть спутников была весьма несовершенна, да и передающие камеры видели лучшие дни, как и многое другое на Ресургеме.
— Ну наконец-то, — обратился Жанекен к Силвесту, которого он заметил первым. — Я уже чуть ли не час терзаю передатчик. Неужели с тобой нельзя связаться, когда ты в раскопе?
— Можно в принципе, — ответил Силвест, — но я отключил входящие. Надоело.
— Ах вот как! — проворчал Жанекен. — Очень разумно, черт побери! Особенно для человека в твоей ситуации! Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю? Близятся проблемы, Дэн, и они себя ждать не заставят, уж поверь… — Тут Жанекен обнаружил, что они не одни, уставился на сидящего в кресле и после некоторого молчания воскликнул: — Ну ничего себе! Это ты, что ли?
Кэлвин молча кивнул.
— Это его бета, — вмешался Силвест.
Необходимо было это прояснить, прежде чем продолжать разговор. Уровни альфа и бета фундаментально различались, и йеллоустонский этикет эти различия всячески подчеркивал. Силвеста могли обвинить по меньшей мере в нарушении общественного порядка, сложись у Жанекена впечатление, что перед ним считающаяся давно утерянной альфа-запись Кэлвина.
— Я консультировался с ним… с бетой, — признался Силвест.
Кэлвин скорчил гримасу.
— О чем? — спросил Жанекен.
Он был очень стар, старше всех на Ресургеме, причем с каждым годом приобретал все больше схожести с обезьяной, с каким-нибудь редким видом мартышки; седые волосы, усы и борода, обрамлявшие розовое личико, немало этому способствовали. На всем Йеллоустоне не было другого столь талантливого эксперта по генетике, если не говорить о миксмастерах; впрочем, многие считали Жанекена куда умнее любого члена этой секты. Правда, его гений не бросался в глаза, не ослеплял внезапными озарениями, а находил выражение в долгих годах спокойной, но исключительно тонкой работы. Жанекен уже разменял четвертое столетие, и слои, наложенные многими сеансами омоложения, теперь опадали с него, подобно осенней листве. Силвест полагал, что Жанекен будет первым человеком на Ресургеме, который умрет от старости. И это вызывало грусть: хотя они с орнитологом часто спорили, их разногласия никогда не касались главного.