Лукаво клала голову свою,
Как будто бы на доски, на ключицы.
Была бы страшной и улыбка та,
И пальчик тот в игривой укоризне,
Когда б не глаз зелёных доброта,—
Всё, что осталось от прожитой жизни.
1961
* * *
Я чувствую разумность бытия.
Я ощущаю, знаю, понимаю,
Всей трепетною плотью вопия
Против ничто. Его не принимаю.
Весь организм, как будто бы орган,
Звучит во славу жизни. Разве может
Не быть меня! Мне век безмерный дан.
Ничто меня уже не уничтожит.
Готов стоять. Готов из кожи лезть.
Всей кровью слышу. Верю без предела.
А коли так, то так оно и есть.
Не может быть иначе:
верит тело.
1961
СВЕТ
Я дневника не вёл. Я фактов не копил,
Я частность презирал.
Подробность ненавидел.
Огромный свет глаза мои слепил.
Я ничего вокруг себя не видел.
Но годы шли. И в дружеском кругу
Хочу я рассказать о дальней дали.
Но ничего я вспомнить не могу,
Ни чёрточки случайной, ни детали.
Хоть малость бы какую! Нет как нет!
Передо мною лишь одно, не боле,
Один лишь белый тот слепящий свет,
Глаза, как бритва, режущий до боли.
1961
БЕСПРЕДЕЛЬНОСТЬ
Порой в гостях за чашкой чая,
Вращая ложечкой лимон,
Я вздрогну,
втайне ощущая
Мир вечности, полёт времён.
И чую, где-то по орбитам
Мы в беспредельности летим.
О, если б воспарить над бытом,
Подняться бы,
восстать над ним!
И в беспредельности кружить,
И выйти на вселенский стрежень,
Где в воздухе, что так разрежен,
Нельзя дышать,
но можно жить.
1962
* * *
Боюсь гостиниц. Ужасом объят
При мысли, что когда-нибудь мне снова
Втянуть в себя придётся тонкий яд
Ковров линялых номера пустого.
Боюсь гостиниц. Это неспроста.
Здесь холодом от окон веет люто.
Здесь лампа. Здесь гардины. Здесь тахта.
Иллюзия семейного уюта.
Боюсь гостиниц. Может, потому,
Что чувствую, что в номере когда-то
Остаться мне случится одному.
Навеки. В самом деле. Без возврата.
1961
* * *
Дайте полночь с луною в мои осторожные руки,
Чтоб шумела широкой и мокрой сиренью.
Я не трону её, только в шумы и звуки
Аккуратно проставлю кой-где ударенья...
Дайте плотные ливни и молнии мая,
Закоулки лесные и даль заревую.
Я листа не сомну, стебелька не сломаю,
Только шелесты трав и берёз зарифмую...
Дайте полные неба речные затоны,
В острых искорках звёзд, и откосы крутые.
Я в полях предвечерних травинки не трону,
Лишь, волнуясь, помечу кой-где запятые...
1945
ВРЕМЯ ХЛЕЩЕТ
Ты задумался. Или ты болен.
Или замер с котлетой у рта...
Время хлещет,— вот так из пробоин
Хлещет в трюм что есть силы вода.
Ты балетом любуешься. Или
Спишь, укрыт одеялом по грудь...
Время хлещет, как будто забыли
В кухне кран до конца завернуть.
1967
МОЯ ЛЮБИМАЯ СТИРАЛА
Моя любимая стирала.
Ходили плечи у неё.
Худые руки простирала,
Сырое вешая бельё.
Искала крохотный обмылок,
А он был у неё в руках.
Как жалок был её затылок
В смешных и нежных завитках!
Моя любимая стирала.
Чтоб пеной лба не замарать,
Неловко, локтем, убирала
На лоб спустившуюся прядь.
То плечи опустив,
родная,
Смотрела в забытьи в окно,
То пела тоненько, не зная,
Что я слежу за ней давно,
Заката древние красоты
Стояли в глубине окна.
От мыла, щёлока и соды
В досаде щурилась она,
Прекрасней нет на целом свете —
Все города пройди подряд! —
Чем руки худенькие эти,
Чем грустный, грустный этот взгляд.
1957
* * *
Весною новой новая трава,
Не знает ничего о прошлогодней.
Ей память для чего? Они жива,—
Ей хорошо без прошлого, свободней.
А мне-то как: забрёл в дремучий лес
Воспоминаний и не выйду к свету...
Мир прошлого! Да он давно исчез!
Его давно на самом деле нету!
Был, да пропал, подобно миражу.
Прошло с тех пор уж лет пятнадцать этак...
А я брожу в густом лесу, брожу
С рубцами на лице от бьющих веток.
1959
* * *
Мне писалось лучше в поездах —
В тамбуре набитой электрички.
В самых неожиданных местах,
В силу вкоренившейся привычки.
В час, когда купать детей зовут
Иль в аптеке покупаешь мыло,
В кассу стать бы надобно — а тут,
Смотришь, вдруг под вздохом защемило!
Мне писалось лучше у врача,
В миг, когда сидел я, раскрывая
Рот,
рукою между тем ища
Карандаш в кармане...
И живая
Та строка, что мне являлась там,
Где вовек не сыщутся чернила,
Из глубоких будней к высотам,
Как в горах тропинка,
уводила.
1965
* * *
На стекло налепился листочек,
всё запутано очень хитро...
Выручает разборчивый почерк
да с нелёгким наклоном перо.
Всё запутано там и, слетая,
всё несётся во тьму за стеной...
Выручает сегодня простая
тишина полосы возрастной.
Поле белый туман заклубило,
чёрный дождь наползает на сад...
Выручает, что всё это было
и уже не вернётся назад.
1974
ПОСМЕЙСЯ НАДО МНОЙ
Посмейся надо мной! Скажи: какой чудак!..
Я буду говорить. Всё выскажу к рассвету.
Я знать хочу: что бред! Что всё это не так!
Что страх напрасен мой! Что ничего ведь нету!
Детали приведу. Тут факты, мол, одни.
Вот так-то, мол, и так. Всё просто, мол, донельзя.
Я буду говорить. Ты уши вдруг заткни.
Скажи: какой дурак...
И надо мной посмейся.