— Это что же: «Да здравствует капитализм, светлое будущее всего человечества!»?
— Ну вот, а я еще тебя выделяла из серой массы! Опять слова и прочее… Конечно, это понятно: тяжелое детство, недостаток информации, сталинизм, волюнтаризм, застой… Какая мне собачья разница, как называется общественная система, если я мыла не могу найти? Я хочу, чтобы продавцы бегали за мной и кричали: «Купите! Купите!», — а не стоять в очереди за тем, чего пока нет и неизвестно, будет ли. Я хочу, чтобы у меня не спрашивали паспорт. Вот, например, захотела я притащить тебя к себе в номер, а мне говорят: «Посещение до 23 часов». Это что, преимущество социализма? И почему я не могу поставить себе особняк в пятнадцать комнат с двумя туалетами и тремя ванными, а ваша товарищ Степанковская — может? Правда, сейчас она вроде бы утверждает, что это не ее, а прежнего секретаря и тэ дэ, и тэ пэ… Да ты этого и не знал, хотя жил тут рядом. Потому что тебе всегда говорили: не суйся, не интересуйся, проживешь дольше.
— Да нет, просто считалось, что так надо. Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак. Но в принципе неплохо жили. Даже особо не волновались. Вам хуже, вы все знаете, мечетесь, суетитесь, а зачем — не знаю. Мыло-то у нас было! И при застое, и при волюнтаризме, даже при сталинизме было. А сейчас куда-то пропало. И потом еще одно: все знали, что ежели начальник живет не по карману, то, очень может быть, его посадят. Кого и посадили, а кого и — в расход. Может, так и сейчас стоит'
— Разочаруюсь я в тебе! Ей-Богу! Косность — жуткая. Пойми, надо, чтобы все имели возможность стать богатыми, все! И чтоб никто не обкарнывал под гребенку! А то вон нам уже начали поговаривать: «Зарабатываете много!» Налоги обещают поднять, чтобы задавить. Сталинские штучки!
— Всем богатыми быть — не выйдет, — вздохнул Серега.
— А всем быть голодранцами — лучше? Ты видел этого Розенфельда?
— Ну, видел. Нормальный мужик, а что?
— Он-то нормальный, только глядит на нас, как на психов. Он уж двадцать лет так на Западе, отвык от всего здешнего, ему страшно на нас смотреть! Он увидел и подумал, наверное: «Как хорошо, что я отсюда сбежал! Как хорошо, что я здесь — иностранец, захочу — еще посижу, поторгую с этими дикарями, а захочу — на самолет и в Штаты».
— Да, он так примерно говорил. «Лучше всего, — говорит, — в СССР быть иностранцем!»
— Еще бы! Все вокруг танцуют на задних лапках, задницу, извиняюсь, подлизывают. А я хочу, чтобы там, в Америке, передо мной так танцевали. Нет, у них за бесплатно холуйствовать никто не будет, но если заплатишь — будут, и лучше, чем наши!
— Да брось ты, — примирительно сказал Серега. — Нас, старых дураков, все одно не переделать.
В окнах Серегиного дома светились огоньки. Часы на приборном щитке «Волги» показывали начало десятого. Зинка и ее Иван пили чай.
— Здравствуйте, — сказал Серега, — познакомьтесь, это Аля. Из Москвы.
— Зинаида Николаевна, — критически, но вполне откровенно разглядывая Алю, представилась Зинка.
— Домовитов, — несколько смущенно прогудел кап-раз.
— И кем же вы Сергею Николаевичу будете? — спросила Зинка с суровостью покойной Антонины.
— Любовница, — без малейшего смущения, а точнее, с подчеркнутым нахальством объявила Аля.
— Невеста, стало быть, — кхекнул Домовитов. — Это хорошо. Чай пить будете?
— Будем, — кивнул Серега, — время еще есть.
— А куда торопиться-то? — удивилась Зинка.
— Как — куда? Видео смотреть, сами ж просили. В 22.00 предпоследний сеанс, а в 23.30 последний.
— Поздновато, — лениво проговорил Домовитов.
— Мы вас туда и обратно на машине подбросим, — сказала Аля, — в полпервого заедем.
— Ладно, — согласилась Зинка, продолжая разглядывать Алю без зазрения совести. — Простынь я на Серегиной кровати сменила, наволочки тоже.
— Большое вам спасибо, — мило улыбнулась Аля, — обязательно воспользуемся по назначению.
Домовитов поперхнулся чаем, но ничего не сказал.
Через четверть часа все четверо уселись в машину, и Аля быстро домчала «Волгу» до клуба. Радушный Сема приглашал посетителей в фойе, где играла стереосистема. Народ — в основном шпана из близлежащих микрорайонов — толпился у игровых автоматов «Подводная лодка», «Морской бой», «Перехватчик», «Кран». Особенно много было у «Крана», с помощью которого желающий мог вытащить из стеклянного ящика приз: шоколадку, пудреницу, кусок немецкого мыла и еще какую-то дребедень. Стояла там и маленькая бутылочка коньяка, на которую и нацеливались главным образом игроки. Отдельно, в другом углу фойе сидел народ постарше и потише. Там шли дискуссии между несколькими неформалами разных направлений, а кроме того, кандидат в мастера по шашкам давал платный сеанс на десяти досках. За пять рублей каждый желающий мог выиграть у сеансера право на десятикратное посещение видеосалона бесплатно. Надо сказать, желающих было много, но кандидат Соловейчик был сильным противником. Ничья давала только право на пять бесплатных сеансов, а это, по сути дела, только окупало участие в игре. За один сеанс видео платили рубль. Как Соловейчик рассчитывался с Семой — неизвестно, но на жизнь, видимо, не жаловался. За порядком следил наряд «беретов» — четверо крупных авторитетных хлопцев. Если уровень шума у ребят, игравших в автоматы, слишком повышался, следовал окрик «берета»: «Хорош базар!» — и все притихали. Шутить, как мы знаем, с «беретами» не следовало.