Силы оставляли Серегу, он засыпал, но спал чутко. Во сне тоже крутились какие-то образы из видео, а также все женщины, с которыми Серега был близок за последнее время. Сереге казалось, что его партнерша просто неутомима. Он уже начинал ненавидеть ее за то, что она есть, а себя — за то, что с ней связался. Лишь около шести утра они наконец уморились и заснули. Этот сои был уже по-настоящему глубокий — пушкой не разбудишь.
Серега проснулся, когда электронные часы показывали. 15.20.
— Весело… — зевнула Аля. — Надо в ванну.
Пошли вместе, но лишь затем, чтобы смыть с себя липкую грязь и стыд прошедшей ночи. Отчего-то обоим захотелось побыстрее одеться и привести в порядок комнату.
Пили кофе молча и не глядя друг на друга. Слишком уж много провернули ночью, можно было и не спешить. Але казалось, что виноват Серега, а он думал наоборот. И в то же время расставаться не хотелось.
— Что будем делать? — спросил Серега.
— Будем предаваться наслаждениям, усмехнулась Аля, — духовным, естественно. Я могу тебе спеть?
— Можешь, — разрешил Серега, но Аля не обиделась.
Некоторое время Аля настраивала гитару, потом звонко перебрала струны, скосила голову на плечо и завела, явно кого-то пародируя:
Голос у нее был сильный, чистый и довольно приятный, но пела она, конечно, с издевкой то ли над автором романса, то ли над собой.
— Тьфу! — сказала Аля, оборвав пение. — Ну что ж так все похабно выглядит?!
Резко изменив голос с романтического на приблатненный, она наиграла из Высоцкого:
— Вот это точно, — вздохнула она, положила гитару, — все не так, и ничего не получается. Пир во время чумы.
— Ты вчера этого не понимала? — спросил Серега.
— Ты был моим наркотиком, понимаешь? — странно блестя глазами, выдохнула Аля. — Я пыталась с тобой забыться! Да, забыться, и больше ничего! Но вышло еще хуже. Я чувствую себя воровкой и шлюхой.
— Мне уйти? Сколько с меня за одежду?
— Дурак, — проворчала Аля, — дурак! Зачем ты меня оскорбляешь?
— Потому что я не альфонс и за счет баб жить не привык.
— Тебя понесло не в ту сторону, — проговорила Аля, смягчаясь, — не уходи. Помнишь, как тебе тогда было плохо? Ты хотел, чтоб мы с Леной остались. Вот и сейчас у меня что-то такое на душе. Надо выговориться до конца, целиком… Нет, не любила его. Это был обычный роман между богатеньким и молодой. — Он не знал, долго не знал ни о моей квартире, ни о моих родичах. Я кривлялась, потому что вше нравилось кружить ему голову и делать безумные штуки. И еще нравилось доводить вашу Елену. Очень нравилось! Это элемент садизма Кроме того, он послабее тебя, более квелый, хотя казался здоровяком. Жаловался на боли, еще на что-то. И все время лез учить. Вот ты ничему меня не пытаешься научить, верно?
— Верно.
— Он хотел, чтобы я была послушненькой содержаночкой. Чтобы я стала его тенью, его ушами, глазами, руками. Да, в заместителя председателя я, конечно, попала благодаря ему. И все, что мне мешало стать председателем, — тоже был он. Потому что он — отец-основатель. «Спектр» — его воплощенная идея. Хотя, если на то пошло, без меня это была бы просто комиссионка. А сейчас это фирма. Если не будут нам мешать и давить, то мы еще покажем себя.
— А зачем?
— Зачем?! Потому что жалко видеть, как вы, сцдя по своим медвежьим углам, рисуете шедевры, которых никто не увидит. Мы хотим, чтобы их увидели все.
— И поэтому вы покупаете картины за тысячу, а продаете за пятьсот тысяч?
— Зато мы создаем имя. Тебя уже знают. Ты вообще мог бы уже быть миллионером в другой стране. Да и то, что ты заработал здесь, это уже неплохо. Ты знаешь, что к нам уже приходят телеграммы с просьбой информировать о твоих новых работах?
«О Господи, не было у бабы заботы и купила порося!» — подумал Серега, а вслух сказал:
— Ну и что вы ответили?
— Отвечаем, что твоя новая работа «Откровение» будет предъявлена для приобретения господину Мацу яме как вторая часть триптиха, а третья находится в работе. Теперь вот многие у нас сомневаются, может быть, стоило их продать порознь.