На холсте был изображен мрачный, гнетуще-коричневый, изборожденный трещинами, плоский ландшафт — не то солончак, не то еще какая-то пустыня. Посреди нее стояло неведомо как выросшее зеленое деревце, а к деревцу со всех сторон бежали многочисленные и зубастые крысы.
— Здорово, — оценила Аля. — Это уже ближе к «Истине». А как называется?
— «Нетерпимость», — ответил Сере га.
— Жестоко, — вздохнула Джулия, — ты очень жестокий, Панаев. Даже жесточее Гойи.
— Не надо меня с великими сравнивать, — сказал Серега, — а то от гордости лопну. Еще принести?
— Таскай, а мы будем смотреть.
На этот раз Серега загреб сразу четыре картины и, пыхтя, приволок их на суд дамам.
— Вот это называется «Рай для двоих», — представил Панаев первый холст.
Изображен был шалаш на берегу речки, дымящийся костерок с ухой, кипящей в котелке, рыба, подвешенная на нитке между двумя деревьями, пара удочек на траве и четыре голых ступни, торчащие из шалаша. Женщины усмехнулись: две большие ступни были повернуты пятками вверх и располагались между двумя маленькими.
— Пошленько, но смешно, — произнесла Аля, — это по личным впечатлениям?
— Это я сама куплю, — предложила Джулия, — я люблю такой юмор.
Улыбки улетучились, когда Серега показал еще одно полотно. Верх картины был нежно-голубой, низ — иссиня-черный. На голубом фоне темноволосая женщина и белокурый мужчина тянулись друг к другу. Их тщательно выписанные обнаженные торсы так и светились здоровьем и силой. Однако в черной части картины продолжением их тел служил лишь мертвенно-белесый голый костяк, скелет.
— Вариант, — убежденно проговорила Аля, — у тебя на эту тему была работа. Я ее уже забрала. Помнишь, червовый и пиковый тузы?
— Ты жестокий, — снова произнесла Джулия. — Все очень страшно. Надежды нет, черное их убьет. Это — неверие в Бога.
Следующая вещь называлась «Разлука». Ее Серега написал от скуки сразу после развода с Леной. Он изобразил мрачноватое здание суда, себя и Лену, идущих в противоположные стороны.
— Вот так наш султан стал холостым, — сыронизировала Аля, — таких я уже штук сорок видела. Правда, у других авторов.
— Это пишут и у нас, — подтвердила Джулия.
Серега хмыкнул и протер последний холст из этой кучи.
Портрет матери, который он сделал уже после ее смерти по памяти.
— Фотография, — сказала Аля, — не обижайся, но это — фотография.
— Это я не отдам, — объявил Серега, — это не продается.
Он нашел на стене пару свободных гвоздей и повесил на них портрет.
— Мама — это мама, — одобрительно кивнула Джулия.
— Тащи еще, — опять потребовала Аля.
— Не, баста, синьорины. Пошли лучше «Мечту» покажу.
— Готова?! — подпрыгнула Аля. — Что ж ты молчал, мерзавец?!
Вместо ответа Серега обнял ее за талию и повлек к выходу. Серега вытащил «Мечту» из сараюшки вместе с мольбертом и уселся рядом с ней на чурбак. Аля и Джулия молча поглядели на холст. Молчание длилось минут пять, не меньше.
— Манифико… Очень сильно, — пробормотала Джулия. — Надо очень сильно любить, чтобы так написать женщину. Так!
— Спасибо, — прошептала Аля, целуя Серегу в губы, — ты чудо, Серенький. Я не кривляюсь, я честно. Знаешь, я все хочу для тебя сделать, все… Потому что мне это — «Мечта» — на всю жизнь. И даже дольше.
— Правда? — спросил Серега. — Не сгоряча?
— Спрашиваешь еще, — обидчиво поджала губки Аля, — правда, конечно.
— Да-да! — поддержала подругу Джулия. — Она не смеется, так. Мне даже очень это понятно. Это правда.
— Спасибо, если так, — внимательно поглядев на Джулию и потом на Алю, проговорил Серега.
Он все-таки думал, что они немного перехваливают. Кроме того, он не верил, чтобы у этих дам не было ничего друг против друга. Да, пожалуй, и к нему у Али, по идее, должны были быть претензии. Все-таки она имела на него больше прав, чем Джулия. Хотя кто знает, кто определяет эти права?
— Пойдемте, девочки, чай пить, — предложил Серега, — хозяин у вас тут никудышный. Угощать нечем. Не ждал.
— Ты что, думаешь, я не знала, куда везу Юльку? — усмехнулась Аля. — Мы все взяли с собой. Помоги нам все вытащить.
С заднего сиденья «Волги» выудили большущую спортивную сумку, навьючили ее на Серегу и вернулись в дом. Холсты отодвинули в угол, протерли стол. Снедь, которую вынули из спортивной сумки, едва не заставила Серегу потерять сознание. Во всяком случае, его, сутки не евшего, замутило от всех этих бутербродов, котлет, курицы. Серега лопал безо всякого стеснения, поглощая все с космической скоростью. Аля посмеивалась, а Джулия сидела сосредоточенная, что-то думала, размышляла.