— Честно? Ничего-ничего? Даже мелочь какую-нибудь?
— Вот привязался! Ни шиша он мне не давал. И прятать не просил.
— Смотри, если найдем что-нибудь! Лучше сразу скажи.
Но тут что-то затюлюлюкало. Должно быть, телефончик такой, как в импортных фильмах показывают. Карманный.
— Слушаю! — прогудел Барон. — Привет, Кеша. Чего не спится на страже мирного труда? Ну, огорчай, если не очень… Ах, очень?! Да-а? Совсем? Ладно, сейчас подъеду.
— Чего случилось? — поинтересовался Мосел.
— Ничего особенного. Котла замочили. Насмерть. Сворачиваемся отсюда! А ты, Нинуля, подумай хорошенько. Мы не прощаемся!
Они с шумом вышли из комнаты, протопали по коридору, хлопнули дверью. Потом откуда-то с улицы долетел шум заводящегося мотора.
Леха впервые за полчаса разрешил себе шумно выдохнуть. Но вылезать не решался до тех пор, пока Нинка не постучала в доску.
— Вылезай! Уехали!
Сначала открыл шпингалеты, потом подождал, пока Нинка снимет с полки стопки простыней, а затем, упершись ногами в кирпичи, решил вылезать…
И тут — грюк! — каблук Лехи выдавил кирпич. Дрынь! — кирпич лязгнул о что-то металлическое.
— Чего там? — спросила Нинка.
— Печку вашу развалил… — пробормотал Леха, оборачиваясь. — Ну-ка, отойди, не засти свет!
Нинка отошла от двери стенного шкафа, Леха приподнял доску, чтоб светлее было, и сам отодвинулся в сторонку. Высветилась печная топка, полукруглый свод. А в поду печи зияла дырка. Один кирпич вообще провалился вниз, к поддувалу, а еще несколько провисали и шатались. Леха сунул руку в дыру, нащупал что-то вроде стальной коробки или ящика.
— Ты чего, застрял, что ли? — нетерпеливо проговорила Нинка. — Давай, вылазь побыстрее! А то вдруг вернутся?!
Это Леху остудило. Нечего тут разыскивать, когда самое время драпать. Он торопливо выбрался из тайника на свет божий, отряхиваясь от кирпичной пыли и мела.
— Все, — сказала Нинка. — Катись побыстрее, уже светает!
— Блин, — пробормотал Леха, — у меня ж его пистолет и бумажник…
— Ну и забирай их с собой! Куда хошь выбрасывай, только здесь не оставляй! Если Барон их найдет — убьет меня, точно!
Она почти силой довела Леху до выхода из квартиры, но потом вдруг спохватилась:
— Погоди! Я выйду, будто мусор выносить, а заодно гляну, может, они кого приглядывать оставили…
Набросив курточку поверх халата, Нинка схватила на кухне мусорное ведро и вышла за дверь, а Коровин воспользовался ее пятиминутным отсутствием, чтоб поглядеть при свете, что ему от Котла досталось.
Сначала рассмотрел пистолет. Смешно, но когда явилась команда с Бароном во главе, Леха о нем и не подумал. И хорошо, наверное, что не подумал. Он из пистолета стрелял только пару раз, да и то лет двадцать назад, когда в армии служил. А эти, небось, почаще тренируются, да и руки у них не трясутся… Но все-таки игрушка полезная. Леха сунул пистолет в левый внутренний карман куртки. Потом изучил бумажник. Конечно, для начала купюры. Их была толстая пачка. Сверху лежало около двадцати штук мелочью: сотки, двухсотки, пятисотки, — тыщи, пятитысячные. Дальше — десять десятитысячных. Потом пошли крупненькие — двадцать полтинников и десяток стольников. А ниже всех, в самой глубине бумажника, прятались те самые таинственные «зеленые», о которых Леха давно и много слышал, но в руках никогда не держал. Там было ровно десять бумажек с портретом какого-то лысоватого мужика и цифиркой «100». Это ж сколько оно, если поменять? Леха хотел было глянуть в записную книжку, но тут с лестницы послышались шаги. Коровин пихнул бумажник в правый карман куртки. Вернулась Нинка и сказала:
— Все чисто. Давай, беги.
Дважды это повторять не пришлось. Леха чмокнул в щечку Нинку, а затем выскочил за дверь и сбежал вниз по лестнице.
Уже почти рассвело.
Коровин торопливо проскочил проходные дворы и подворотни. Леха нынче мечтал только об одном: благополучно добраться до вокзала, не намозолив глаза никаким властям или бандитам. Теперь, правда, можно было раскошелиться на билеты. Леха, конечно, знал, что, строго говоря, денежки, доставшиеся от Котла, чужие. Но ведь не побежишь же искать его родню, чтоб вернуть? Тем более, не будешь объяснять им, что Котел сам зарезался…
Чем дальше Леха уходил от Нинкиного дома по улице Усыскина, тем больше успокаивался. Улица под утро была пуста и хорошо просматривалась, несмотря на все свои извилины. Во всяком случае любую милицейскую машину, если бы она вдруг появилась, Леха успел бы увидеть загодя.
Милицию Коровин боялся потому, что в карманах его утрюханной куртки лежали пистолет и чужой бумажник с деньгами. Конечно, проще было взять себе на дорожку тысяч сто, а пушку, доллары и прочее швырнуть в ближайшую урну или мусорный бак. Тогда бы можно было не беспокоиться, что остановят и обыщут. Странно, но Лехе, хоть и было жутко при воспоминании о смерти Котла, но он не чувствовал себя убийцей и грабителем. Побаивался что заберут, но куда больше боялся, что вдруг откуда-нибудь выскочат дружки Котла во главе с Бароном и закричат: «Попался! Мы тебя отследили!» И тогда останется Лехе одно: пальнуть в них из той пушки, которая досталась от Котла. Обойму он посмотрел еще у Нинки — восемь патронов были на месте, а в стволе — девятый. Это Леха тоже выяснил еще у Нинки, чуть оттянув затвор и глянув в окошко, откуда гильзы вылетают.