Когда в учебке спросили, кто умеет рисовать, Серега вышел из строя. Из курсанта он превратился в рядового постоянного состава, сержантских лычек не получил, но и службы настоящей не увидел. Клуб! Ленкомнаты, наглядная агитация, боевые листки, стенгазеты… Сколько он тогда намалевал красных звезд, несущихся в атаку самолетов, гордых и грозных воинов в касках! Сколько лозунгов, красно-белых призывов, боевых кличей: «Служба два года — боеготовность всегда!» — «Мишень — с первого выстрела!» — «Не болтай у телефона, болтун — находка для шпиона!» — и еще что-то в этом роде. А нормативы ВСК за него сдал какой-то земляк… Предлагали остаться на сверхсрочную, завклубом все уговаривал. Но… служить Серега не хотел.
Почему его занесло в художники? Бог его знает. В училище в талантах не ходил, но программу, как говорится, выполнял. Уже тогда научился находить халтуру: детские сады, школы, клубы… Ой, сколько тут появилось на свет винни-пухов, пятачков, зайцев, волков, крокодилов ген и Чебурашек! Работал лихо: проекционный фонарь, цветной диапозитив и по контуру краской. Быстро и без напряга. Вырезал профиль Ленина из картонного щита, краской из баллончика — раз! — и готово. Это была работа. За это он получал бабки, на это жил, потому что от родителей ждать было нечего.
«Мурзильничал» он только дома. Пробовал все: акварель, темпера, гуашь, масло, даже аппликацию из цветной бумаги, продававшуюся в пакетах «Юный художник-оформитель». Пробовал листья и тополиный пух, резал из корней и веток. Потом сжигал в печке.
В семьдесят пятом, под тридцатилетие Победы, шевельнувшийся осколок уложил в постель отца. Только-только унялось, приехал неведомо откуда друг-однополчанин, решили выпить по сто грамм. Потом еще по сто… После третьей стопки отца не стало. Хоронили с воинскими почестями, с тремя холостыми залпами из автоматов и пирамидкой на могиле.
Мать пережила отца на десять лет. Ровно столько Серега был женат. Женился он по расчету, а может быть, от скуки, хотя вроде бы и по любви. Была такая Лена с московской пропиской, круглая и немного сонная. Ничего-то ей не светило, хотя она была девушка добрая и не такая уж глупая. Серегиной матери не понравилась — старшина сонных не любила. После двух летних приездов молодоженов в Серегин родной город мать проскрежетала: «Следующий раз на похороны приезжайте. Не споемся мы с ней…» Сказано-сделано, Серега с женой приехали только тогда, когда пришла нехорошая телеграмма. Тут ни оркестра не было, ни салюта. Мать схоронили под той же пирамидкой, что и отца. Лена по-деловому прошлась через домик и решила, что его надо продать. Вроде бы все это уже обговаривалось не раз, и давно был с этим согласен Серега, но… что-то заело. То ли ему не понравилось, как презрительно глядит москвичка на оставшиеся от родителей пожитки, то ли ей не понравилось, как он на это смотрит, только поругались они в дым, в пыль и прах, а поскольку детей у них не имелось, то и развестись смогли быстро, через ЗАГС. С тех пор Серега жил в своем доме.
Здесь было все то же, что и в Москве, хотя хуже со жратвой и досугом. Устроился в Дом пионеров руководить изокружком, разрисовывал столовые, детсады и клубы. В одном из клубов нашел постоянную работу.
Раньше во всем поселке не было ни одного дома выше двух этажей. Потом, в шестидесятых, появилось двадцать пятиэтажек-хрущоб, позже — десять блочных девятиэтажек, потом ряд за рядом стали наваливаться на старые домишки могучие бетонные коробки с лоджиями и лифтами. Лет пять назад до ближайших коробок было километра три, теперь они громоздились всего в пятистах метрах. Большинство поселковых хотело, чтобы эти полкилометра были пройдены побыстрее. Серега — нет. В бетонной клетухе он уже жил. Он уже испытал, что значит быть незнакомым даже с соседями по лестничной площадке. И потом — там не «помурзильничаешь».
ДОМА
Пятница, как уже известно, 13.10.1989 г.
Газ из баллона еще шел, поэтому обед Серега сварганил быстро. Для аппетита опрокинул стопку КВН («Коньяк, Выделанный Нами»), сжевал шляпку от соленого груздя, а потом выхлебал миску пакетного супа с названием «Кокошя юха». Стало тепло, и еще больше захотелось «мурзильничать». Давно стоял в глазах холст, и загрунтованную ткань пересекала двойная черная полоска. Почему? А так хотелось.
Выкурив папироску, Серега пошел в сарайчик. Там пахло краской, олифой, керосином, стружками. Подрамники Серега выстругивал сам. Еще вчера он сварганил очередной, обтянул его холстом и пристроил на мольберт. Но «мурзильничать» вчера не стал — ничего в голову не шло. Сегодня пришла вдруг эта двойная черная полоса. А почему двойная? Газовой сажей Серега провел сперва одну полоску шириной примерно в сантиметр, потом параллельно ей, в двух сантиметрах, другую. Отошел и поглядел по сторонам. Есть уже такое…