— Я пока сделаю несколько звонков, — извинился он. — Чтобы… чтобы проверить.
Оставшись одна, Мэг в волнении прижала ладони к губам. Что она творит, что творит!
То, что хочет. Может быть, впервые в жизни. То, что оба они хотят. И имеют на то полное право.
Мало-помалу она осмотрелась. Обстановка была выдержана в строгом стиле, но во всем присутствовал безупречный вкус. Простые, без излишеств, столики и встроенные книжные полки украшали небольшие, но изящные бронзовые статуэтки, причудливой формы природный кристалл, затейливой работы веер, каждая пластина которого была вырезана из нефрита разных оттенков, и все вместе они составляли единую цветовую гамму.
Жила ли здесь мать Джейми? Она ли выбирала изящные вещички, думая, что проживет в этом доме с Лукасом всю… всю жизнь? Была ли она такой же миниатюрной и хрупкой, как эти драгоценности? Как… как Дженни?
Дрова в камине занялись, начали потрескивать, и Мэг повернулась к огню. Ни к чему ей думать о них — маленьких, женственных и в то же время уверенных в себе женщинах. Это ее ночь, в которую она познает, что такое быть любимой мужчиной.
Лукас вернулся. В руках он нес два бокала.
— Вечер выдался довольно прохладным, выпей немного бренди.
Зная, что Лукас никак не мог догадаться о ее недавних мыслях, Мэг вся покраснела. Слегка улыбнувшись, она забрала у него бокал. Благодаря урокам Марианны она узнала крепкий аромат французского коньяка. Как ее и учили, Мэг взболтнула содержимое бокала и вдохнула аромат. Затем чуть отпила, посмаковав глоток во рту, чтобы ощутить все богатство вкусовых оттенков.
Но Марианна не учила ее тому, что должно произойти дальше. Марианна была еще более одинокой, чем Мэг. Поняла бы она, что Мэг делает у Лукаса дома, почему так отчаянно цепляется за видимость? Я жизнь готова отдать за Лукаса Ламберта. Да что там, убить готова за него. Да, Марианна определенно поняла бы ее. Но вот простила бы?
Лукас взял у нее бокал и поставил на каминную полку.
— Пошли. Я покажу тебе кое-что.
Они прошли мимо столовой, через двойные двери в гостиную. Мэг оказалась не готова к той ослепительной красоте, что внезапно открылась ей. Внешняя стена, выходящая на улицу, была вся словно из стекла. В потолок был вделан восьмигранник, тоже из стекла, только толстого, — получалось что-то вроде застекленной крыши. Она пропускала солнечный свет, но не жар. Комната выглядела великолепно.
— Ах, — выдохнула Мэг, едва ступив через порог. Она так и застыла, не в силах сделать ни шага, не в силах вымолвить ни слова.
— Нет, не комната. — Лукас взял ее за руку и провел дальше, вглубь. И остановился рядом со столом. — Зеркало.
Он слегка развернул ее, и она увидела их отражение в чистейшем цельном зеркале во всю стену. Позади отражалась великолепная комната. Лукас был в одном из своих элегантных серых костюмов, которые носил с неподражаемым блеском. Выглядел он мрачно, даже грозно. Мэг, вся в черном, в сапожках с высокими каблуками; до его роста ей не хватало всего дюйма-другого. Выразительная пара; оба высокие, оба в темном. Пара? Мэг издала возглас восхищения.
Он придвинулся к ней и обнял. Одно лишь прикосновение его руки к ее плечу заставило Мэг затрепетать. Лукасу не пришлось даже удерживать ее, так заворожили Мэг близость любимого и их отражение в зеркале.
— Я купил дом шесть лет назад, — начал Лукас. — После смерти Алисии. Я устал от всяких побрякушек, мне надоела вечная суета. У себя Джейми вольна устраивать все сообразно собственному вкусу. В остальной же части дома нет ничего лишнего, он выдержан в строгом стиле; линии прямые и безупречные. Как и ты, Мэг. Как и ты.
На глаза Мэг набежали слезы, ей стало тесно в груди, и в горле застрял комок.
— Но я не такая. Это все ненастоящее, образ, умело придуманный Марианной.
— Разве? А я уверен, она лишь помогла высвободить то, что всегда было твоим.
Мэг обернулась к нему и коснулась рукой щеки, желая отблагодарить за бесценные слова, что он только что подарил ей.
Глаза Лукаса потемнели. Вдруг он зарылся пальцами в ее волосы, притянув Мэг к себе.
— Я не могу любить тебя, — прошептал он. И крепче сжал руками ее голову, пока Мэг старалась справиться со слезами. — Нет, причина не в тебе, а во мне. Это я виноват. Но ты нужна мне. Я и не надеялся, что испытаю такое чувство вновь. Я не скрываю от тебя, какой я негодяй и эгоист на самом деле. Возможно, я тем самым избавлюсь хотя бы от одного греха — меня не окажется в длинном списке тех, кто использовал тебя, ничего не давая взамен.
Использовал ее? Неужели Лукас так слеп, что не видит — с самого начала он только и делал, что давал ей.