У плода, не имеющего жизненного опыта за пределами материнской утробы, могут существовать две отправные точки для мысли: «я» и «все остальное». Если попытаться выразить это другими словами, получится примерно следующее: «Я поглощен целостностью существования: она во мне и вокруг меня. Она — пища, убежище, матрица всего, бесконечность». Потом мы скажем, что это была всего лишь материнская утроба, но для плода это вселенная, весь его мир. Мы начинаем жизнь с опыта «недифференцированного целого». Рождаясь, ребенок сталкивается с массой отдельных деталей, каждую нужно идентифицировать и каким-то образом интегрировать в сознании. (На этой стадии каждый ребенок переходит от чистой теологии к гносеологии: выделяет частности, отличает истинное от ложного, определяет главное значение существующих вещей). В каком-то смысле ребенок утрачивает то, что знал до сих пор. (Та же самая идея описывается в Талмуде («Нида», 30б), только в более поэтической форме. Там сказано, что в материнской утробе проходит самый счастливый период жизни: плод видит весь мир и изучает Тору. Когда ребенок рождается, ангел шлепает его, и тот все забывает). Позднее, когда мы становимся старше, способность соединять воедино смысл разрозненных понятий возрастает, но в основе ее лежит предродовой опыт.
Вера в то, что все сущее каким-то образом сочетается в едином целом, имеющем смысл, — это самая примитивная, самая первичная вера, причем парадоксальным образом она же, вероятно, является и самым изощренным абстрактным верованием. Она настолько первична, что предшествует самой вере в Б-га. Понятие об осмысленности мира, об исходной посылке всего сущего настолько просто и очевидно, что мы даже не осознаем это как исток веры.
Насколько нам известно, такова же и вера самых примитивных племен: монистическое или монотеистическое восприятие Целого. Политеизм не изначален, он — результат более поздней попытки дифференцировать, разбить основное понятие унифицированной целостности на отдельные части: они конкретнее, их легче определить. Подобное развитие деструктивно, поскольку разрывает наше базовое интуитивное понимание на фрагменты. Чтобы обрести смысл, политеизм должен развивать мифологию и давать объяснение каждому феномену в отдельности. Должно смениться много поколений, прежде чем человек вернется к целостному восприятию[6].
В конечном счете, высокая теология и философия могут ответить на вопрос «Что есть Б-г?» только так, как это сделал бы новорожденный:
«Б-г — это единство всего сущего». Мистические письмена говорят о Б-ге то, что знает каждый ребенок. Как сказал «Зоѓар»: «Г-сподь, Ты — совершенная полнота всего»[7]. Понимание Б-га как «полноты всего» является очень простым и ничего общего не имеет с антропоморфным представлением о Нем, это не образ, который может получить зрительное воплощение, — оно настолько естественно и целостно, что почти не воспринимается разумом.
С другой стороны, это очень абстрактное понятие, его сложно передать словами. Дети не способны выразить свою веру; к тому времени, как у них развиваются речь и сознание, они начинают воспринимать мир только в виде отдельных разрозненных частей. Возможно, на ранней стадии ребенок понимает целостность, единство, и если никто не разрушит эту веру, он сохранит ее, где бы и как бы он ни жил. Секрет веры состоит не в том, чтобы ожидать чудесных видений или грандиозных мистических переживаний, а скорее в том, чтобы сохранять врожденное чувство, с которым мы появляемся на свет. Вместо того, чтобы добавлять к нему что-то еще, следовало бы убрать все лишнее, ненужные слова и идеи. Если добраться до самой сути и осторожно развить самые основополагающие отправные точки нашего разума, то можно обнаружить, что Б-г всегда существовал внутри нас.
[6]
Ср. это с точкой зрения Маймонида в «Мишнэ Тора», кн. «Сефер ѓа-мада», разд. «Ѓильхот авода зара», гл. 1.