Но сон не шел. Если бы Снейп мог ворочаться, он бы именно так и сделал, но этой возможности он был лишен. Голова становилась каменно-гулкой, стук часов снова колотил как по пустому котлу. Энни играла в жестокие игры — ракетка и мячик, который она отбрасывала в глухую стену, только вместо мячика у нее был Северус Снейп. Привести это все могло лишь к тому, что мячик, испачканный, порванный и уже не нужный, навеки забудут в помойке, где надоедливо вколачиваются в самый мозг старые часы, царствует едкий запах, перебивая вонь пыли и плесени, возле стены валяется сломанный стул, и где-то там существует исчадие ада по имени Энни.
Он так и не уснул этой ночью, промучившись до утра, и только когда совсем рассвело и он перестал что-либо соображать, пришла неразличимая Энни, а вместе с ней — игла, короткий, почти нечувствительный укол и блаженство.
3. Дурак
Его разбудил голод, зародившийся еще неведомо какой ночью, а сейчас так и вовсе выжимающий из тела остатки и без того немногих сил. Когда Снейп разлепил глаза, то долгое время не мог сфокусировать взгляд хотя бы даже на потолке, окружающий его тесный мир расплывался и расцветал бледными радужными пятнами. Во рту царила болезненная сушь, и, чтобы вызвать слюну, пришлось сглатывать не один раз. Хотелось почистить зубы — настолько был неприятен вкус гнилой картошки на языке.
Снейп выдохнул, пытаясь очистить рот от вяжущих металлических ноток. Интересно, сколько сейчас времени? Когда он засыпал, свет вокруг уже обратил предрассветную мглу в яркое утро. Сколько же он спал? Пеленка под ним была сухой и вроде бы даже чистой, значит, Энни уже сменила её, пока он спал, и, скорее всего, не один раз. Может быть, сейчас снова ночь? Может быть, Энни заснула? Может быть, в доме еще кто-то есть, и тогда он почти спасен — если сможет добраться до этих людей?
Эта женщина внушала Снейпу ужас, и не только своей то ли граничащей с безумием, то ли уже давно зашедшей за эту черту эмоциональностью, но какой-то абсолютной незыблемостью. Будто бы все в мире происходило именно так, как скажет Энни, и никак иначе. Она сказала, что он — Северус Снейп, и он стал им. Она сказала, что станет его памятью, и даже надсадный женский крик, преследовавший его прошлыми ночами, как будто бы затих. Она захотела увидеть проявление волшебства — и мир дал ей это проявление. Снейп не знал, что должно случаться при произнесении заклинаний, но Энни точно знала.
Волшебство? Почему он ничего не чувствует, когда слышит это слово? Что примечательно, ничего совсем, и это было неправильно. Должна быть какая-то реакция. Если Энни лжет — должно быть отчуждение, если не лжет… Но нет ни отчуждения, ни ощущения… всемогущества? Нет ничего. Даже знания или чувства, что волшебство может спасти его, нет.
Снейп не хотел верить Энни, не хотел хотя бы потому, что она была ужасной. Не внешне, нет. В те минуты, когда она не пыталась причинить ему вред, Энни даже не выглядела отталкивающей. И даже не своим сумасшествием она ужасала, а скорее непредсказуемостью. Откуда-то у Снейпа всплыло воспоминание, сказанное кем-то когда-то где-то, что можно разговаривать даже с террористами, если уметь. Но с наркоманами разговаривать невозможно, их надо брать только силой, не поддаваясь на провокации и жалость.
Это были два слова из прошлой жизни: террорист и наркоман. Снейп не знал, что они значат, и тем более не понял смысла, но принял воспоминание, как оно есть, и это немного успокоило. Хорошо, но теперь ему нужно было встать. Пока Энни спит, может, удастся разведать хоть что-то, что поможет разобраться. А если он не найдет никакой информации, так, может быть, найдет хотя бы еду? А если совсем повезет, то спасется.
Однако встать было сложной задачей. В руке торчала иголка, от иголки к капельнице тянулся длинный тонкий шланг. Пальцы правой руки почти не гнулись, а благодаря плывущим перед глазами цветным пятнам схватить иголку удалось только черт знает с какого раза. Вырвав наконец иголку, Снейп, скуля, скорчился на койке. Если его не хватает даже на то, чтобы справиться с какой-то иглой, то о каком выходе из комнаты может идти речь?
Запоздалый страх пронзил его практически физической болью — с чего он взял, что Энни не заперла дверь? Нужно было встать, чтобы это проверить, но стоило приподнять голову, как шея запылала и перед глазами поплыли черные мошки. Пришлось вернуться в горизонтальное положение. Зато после того, как он освободился от капельницы, головокружение стало ослабевать.