***
Джонатан сдёрнул пыльный брезент с чего-то напоминающего здоровенное металлическое яйцо, вваренное в неправильный ромб.
Мы были в том самом подвале, про который недавно говорил отец. И это был тот самый космический корабль. И он с… был!
Что-то спокойствие, возвращённое ценой четырёхчасовой «медитации в движении», снова «помахало мне ручкой».
– На этом ты и прилетел к нам. В тот день, когда на Смоллвиль обрушился метеоритный поток, – сказал Джонатан, внимательно глядя на меня в ожидании реакции на свои откровения.
– Он открывается? – уточнил я.
– Нет. Там сбоку углубление есть, подозреваю, что подо что-то типа ключа. Скорее всего, мы этот «ключ» потеряли, пока транспортировали корабль сюда… было не до аккуратности, сам понимаешь.
– Пожалуй, – задумчиво ответил я, поглаживая пальцами то самое шестигранное углубление. – Знаешь, бать, мне надо это всё «переварить», – придя к определённому решению, сказал я. – Пойду, пройдусь немного…
– Сынок? – обеспокоенно вскинулся Джонатан.
– Не беспокойся, глупостей совершать не буду. К утру вернусь. Телефон с собой. Но, проветрить голову мне определённо надо.
– Не хочешь поговорить?
– Хочу, – кивнул я. – И мы обязательно поговорим об этом. Но немного позже, когда ТАКИЕ новости немного улягутся в голове… А то сейчас у меня в ней одни междометья.
– Понимаю, – вздохнул и саркастически улыбнулся он. – Сам, в своё время…
– Пойду, в общем, – пожав плечо старшего Кента, сказал я и покинул подвал.
– Аккуратнее там, – услышал я голос отца, уже ото входа.
– Ладно, – махнул рукой в ответ.
***
Я сидел на лавочке. На лавочке рядом с чьей-то могилой на местном кладбище. Ну, а куда ещё покойнику путь, как не на кладбище?
Здесь тихо. Спокойно. Можно подумать и подышать свежим воздухом.
А подумать есть над чем. Инопланетянин. Я переродился в пришельца. Что ж, это объясняет «суперсилу» и «суперскорость». Возможно, ещё что-то необычное со временем проявится. Как минимум, не исключено.
Вопрос: что это меняет для меня лично?
Вообще-то очень многое. Это рушит весь проект «спокойной счастливой жизни», выстроенный мной с прицелом на далёкую перспективу, так как я теперь не наследник фермера, а непонятная «кракозябра».
Я помню: что приёмный ребёнок в семье Кентов. Вспомнил и про силу со скоростью, что, оказывается, были у Кларка всегда, сколько он себя осознавал. Он так к ним привык, что воспринимал, как само собой разумеющиеся вещи. Знал, что у других такого нет, помнил, что должен всегда их скрывать – так велели родители…
Теперь вот уже новый я узнал, откуда они, эти силы.
Так-то и забить бы на них: ну есть и есть, подумаешь. Но появляются дико неудобные вопросы:
1. Как и почему я оказался один?
2. Что с биологическими родителями?
3. Ищут ли меня?
4. Сколько таких, как я на Земле?
5. Несут ли они для меня угрозу?
Вопросы простые, их немного, но отсутствие сколько-то внятных ответов на них рушит любое долгосрочное планирование.
В темноте, со стороны входа на кладбище, раздался тихий перестук копыт. И звук приближался.
Перестук копыт был знакомый. Хм, да так-то вообще, в округе, кроме Ланы Ленг на четвероногом транспорте никто не передвигался, предпочитая ему колёсный.
Вот ведь ещё вопросик: уйти или остаться?
Ещё утром всё было просто и понятно: мальчик, которому нравится девочка. Мальчик непрочь пообщаться с девочкой. Девочка – типичная девочка: то есть сама не знает, чего хочет, потому, что хочет всего и сразу.
Теперь же… в свете новых вводных, всё становится сложнее. И на первое место по важности выходит вопрос:
1. Что за странная реакция на приближение Ланы Ленг?
Вопрос не праздный. Утром я ещё предполагал, что просто аллергия на её парфюм, но теперь…
Что ж, подождём, уходить не будем.
– Кто здесь? – раздался напряжённый вопрос мне в спину, через некоторое время.
– Я, – ответил я.
– Кларк? – удивлённо воскликнула она. – Что ты здесь делаешь?
– Понимаешь ли… есть у меня такая привычка: когда в жизни происходит фигня, и мне надо серьёзно подумать, я прихожу на кладбище. И так получается, что обычно такие моменты выпадают на ночное время… – ответил я и даже не соврал. За мной действительно такое водилось. В «той» жизни. Правда, было это не абстрактное «кладбище», а конкретно могила отца. Сидя возле неё, я принимал все самые важные решения той жизни. И действительно, время обычно было ночное.