Наверное, многие мне могли бы позавидовать и сказать, что это счастье мне привалило незаслуженно. Петер был богат, знатен и довольно симпатичен. И почему он привязался именно ко мне, а не к одной из студенточек юрфака из благородной семьи, было не понятно. Нет, моя родословная тоже считалась хорошей, пусть и не безупречной, а я сама не могла пожаловаться на внешность и отсутствие интереса со стороны мужчин. Правда, интерес этот достаточно быстро угасал, когда выяснялось, что я особа скучная и приземлённая и не гожусь в качестве объекта романического увлечения. Да и мне самой учиться нравилось гораздо больше, чем ходить на свидания. В конце концов, у меня была цель... нет, даже не так - Цель. Мне, Софии Вернер, не хотелось становиться почтенной домохозяйкой или одной из тех несчастных подельщиков, клепавших защитные и боевые артефакты для наших военных. Я мечтала стать независимым мастером, унаследовать дело деда и возродить былую славу семьи Вернеров как лучших артефакторов столицы. А это не так просто: для того чтобы стать независимым мастером, нужно было или много денег, или покровительство, а ни того ни другого у меня не было. Мой род переживал непростые времена.
Поэтому внезапно вспыхнувшая страсть Петера Шефнера мне была абсолютно не нужна и даже раздражала. На пару свиданий я с ним сходила, правда, надеясь, что после этого он отвалится от меня сам. Не отвалился. К середине второго курса я уже к нему привыкла и перестала воспринимать всерьёз его заигрывания, тем более ничего грубого он по отношению ко мне себе не позволял, не считая одного-единственного украденного поцелуя на втором свидании. И поэтому, когда он в первый раз предложил мне своё сердце и руку, я была несколько к этому не готова. Но ответила твёрдым и принципиальным отказом. Увидел ли он в этом вызов или воспринял как игру, но звать меня замуж после этого он стал регулярно. Я отшучивалась, обижалась, а однажды даже поставила ему невыполнимое условие, надеясь, что его это охладит. Дескать, сделай мне такой артефакт, какой я сама себе сделать не смогу. А ведь к тому времени у меня были весьма неплохие успехи в учёбе, да и кое-какими семейными секретами я владела, так что превзойти мои поделки даже студентам старших курсов было непросто. Петер пропал из моей жизни на три месяца. Я видела его на учёбе и в мастерских, когда наше расписание пересекалось. А потом он объявился под дверями моего дома - похудевший, осунувшийся, но чертовски довольный. В руках его была коробочка с серебряным браслетом, явно антикварным и дорогим. Вот только чары на нём были новые.
Что удивительно, понять, что за заклинания наложены на браслет, я не смогла. Что-то из ментальной магии, а ментальные чары, и это хорошо известно, весьма плохо ложатся на материальные предметы.
Дед мои догадки подтвердил, а затем затребовал Петера себе. Взглянул на юношу, нахмурив кустистые брови.
- Твои чары?
- Мои, - гордо кивнул Петер.
- А плетение кто придумал?
- Я сам, - несколько смущённо сказал юноша.
- Вот это уже неправда, - дед осуждающе покачал головой. - Вижу, что магия ваша, семейная. Шефнеры всегда были хороши в менталистике. Но именно это плетение и этот браслет я уже видел. Сам помогал твоему отцу двадцать лет назад накладывать чары.
- Но заклинания же новые, - возразила я.
- Новые. Старые стёрли, предварительно сняв слепок, а затем перенесли его снова на браслет и напитали силой. Тоже тонкая работа и непростая, но всё же подделка.
Петер отвёл глаза, покраснев.
- Раскусили тебя? - миролюбиво спросила я уже на кухне, налив Петеру чая с молоком. - Но знаешь, ты всё равно молодец. Сложно, наверное, было делать слепок со старого заклинания?
- Я столько сил потратил, пока разобрался, что там отец с мастером Вернером навертели, - вздохнул Петер. - Значит, это не считается?
- Не считается, - ответила я, сдерживая улыбку.
Всё же мой сокурсник мне нравился, пусть даже замуж за него я не хотела. И моему деду, как ни странно, тоже пришёлся по душе, хотя он и назвал его «таким же балбесом, как и его отец».
А браслет тот я всё же отдала Петеру, обидев его этим так, что он отказался признаваться мне, что же за чары на нем были.
Побывав у меня дома и познакомившись с моим дедом, Петер вскоре стал постоянным гостем у нас, оправдывая это тем, что наша семейная мастерская для него гораздо удобнее, чем университетская.
- Был бы я моложе, а твой друг чуть младше, взял бы его в ученики, - как-то сказал мне дед.
Я не обиделась на него, так как с детства знала, что, несмотря на все мои старания, он никогда не увидит во мне достойную продолжательницу семейного дела. Даже мою учёбу в университете он считал баловством, а когда я приняла его фамилию, промолчал. Я знаю, он был разочарован в моей матери. Она была его ученицей, весьма талантливой, но перестала работать, выйдя замуж за отца. Тот, хоть и древнего рода, был небогат, и приданым моей матери пользовался в удовольствие. Работать он ей запрещал: женщина из благородной семьи не должна была пачкать себя трудом, тем более столь опасным и тяжелым, каким была порой артефакторика. Так и угас её талант, а вскоре и жизнь. Дед не простил предательства моей матери, а после смерти отца от болезни, буквально выкосившей столицу, когда мне было семь, я осталась сиротой, и он забрал меня к себе и начал учить мастерству. Но вот своей ученицей ни разу так и не назвал.