Он помолчал, неторопливо набивая свою знаменитую трубку. Затем так же медленно прикурил ее от спички. Напряженное выражение Вуда застыло на его бледном лице, и он ни на секунду не отводил от инспектора внимательного взгляда. Маллет погасил спичку, аккуратно положил ее в пепельницу мистера Биссета и продолжил:
— Мне необходимо задать вам несколько относительно несложных вопросов о вашей, скажем, совершенно иной деятельности.
— Моей… совершенно… иной… деятельности?
— Деятельности, которую можно проще всего определить как нечто непосредственно связанное с именем Бленкинсоп.
Окажись здесь в данный момент мистер Эдельман, он бы искренне порадовался правоте своих психологических наблюдений. Лицо Вуда на глазах съежилось, а тело заметно обмякло и даже несколько сползло со стула вперед. Последовавшее за этим недолгое молчание нарушил Маллет, холодным и беспристрастным тоном зачитавший официальное предупреждение.
— Я расскажу вам все, — прозвучал ответ голосом, который иначе, чем дрожащим шепотом, назвать было трудно.
Четверть часа спустя Вуд покинул кабинет, оставив на столе подписанное и датированное письменное признание. В нем подробно излагались точные обстоятельства, при которых осуществлялась утечка конфиденциальной информации не только о работе управления, но и о планируемых мерах обеспечений безопасности, включая конкретные даты, факты, цифры, а также имена исполнителей и заказчиков. Память у Вуда оказалась отменная, и под чутким руководством инспектора Маллета признание получилось просто великолепное. Расследование по этому темному делу можно было считать практически законченным.
— Ну вот и все! — удовлетворенно заметил Маллет, еще раз пробежав глазами полученный документ, прежде чем отложить ею в сторону. Наконец-то с этим грязным делом покончено. Надо надеяться, что старший инспектор будет тоже очень доволен.
— Что они теперь с ним сделают, как вы думаете? — поинтересовался Джеллаби.
Трудно сказать. Им будет заниматься министерство юстиции. Они могут либо осудить его в соответствии с законами военного времени о разглашении государственной тайны, либо попробовать использовать в качестве правомочного свидетеля против его конкретных нанимателей… Не думаю, что он откажется от своих показаний.
— Да, вряд ли, — согласился Джеллаби. — Он сразу пошел на полное сотрудничество, как только вы взяли его в оборот…
— В этом нам, признаться, здорово повезло. Ведь, кроме предположения Эдельмана, да и то достаточно голословного и к тому же общего характера, у нас на Вуда фактически ничего не было. Если бы он уперся, мы снова оказались бы в тупике. Хорошо еще, что гражданин, знающий свои права и имеющий мужество настаивать на них, до сих пор являет собой довольно редкий тип человека.
— Это так, но мы все равно ни на…
— Знаю, знаю, ни на дюйм не продвинулись в расследовании убийства мисс Дэнвил. Не стоит сыпать соль на раны. Хотя и лить крокодиловы слезы, думаю, еще слишком рано. Один раз сегодня нам уже улыбнулась удача, может, повезет и в следующий. Не забывайте, у нас еще остается молодой Рикеби.
К сожалению, беседа с Рикеби оказалась полнейшей противоположностью тому, чего они ожидали. Уже через пару минут разговора инспектор понял, что этот неприглядного вида молодой человек принадлежит именно к тому типу людей, который он сам чуть раньше охарактеризовал как «довольно редкий». Рикеби решительно отказался помогать следствию. Нет, ему ничего не известно о мисс Дэнвил, и он категорически не желает быть замешанным ни в каких полицейских расследованиях. Когда же Маллет холодно поинтересовался, готов ли он подтвердить свой отказ в письменном виде, Рикеби ответил, что если бы и мог сделать подобное, то лишь в присутствии своего адвоката. Маллет пожал плечами:
— Мне бы очень хотелось, чтобы вы посоветовались со своим адвокатом, поскольку я не сомневаюсь, что исходя из ваших интересов он посоветовал бы вам сделать полное признание, причем как можно скорее и желательно в письменном виде.
— В таком случае его совет мне вряд ли понадобится, — вызывающим тоном ответил Рикеби. — Зачем он мне? У меня есть свои права. Если я предпочитаю хранить молчание, то законом, насколько мне известно, это не запрещено. Применять ко мне ваши методы «третьей степени» тоже не имеет смысла.
— В наши дни, — спокойно заметил Маллет, — люди вашего типа обычно называют их «методами гестапо». Вам следует постараться идти в ногу со временем. Кстати, если обнаружите, что с данного момента находитесь под постоянным полицейским наблюдением, не советую обращаться с жалобой на это к своему члену парламента. Он может захотеть узнать, почему вы здесь, а не в армии. А теперь идите, и побыстрее, пока я не забыл, что я полицейский, и не задал вам хорошую взбучку.