В отличие от большинства людей, обещающих писать и рассказывать о своих делах, Петтигрю сдержал слово. Не прошло и двух недель после его отъезда в Марсетт-Бей, как его арендатор получил первое письмо.
«Дорогой Билл, — говорилось в нем, — тебе когда-нибудь снилось, что ты живешь в мраморных хоромах? Если да, то мне нет нужды описывать тебе это место. Полагаю, оно было задумано первым и, к счастью, последним лордом Эглуисврвом как величественный храм наслаждения, и построил он свою пирамиду (в которую вполне вписались столы Контрольного управления мелкой продукции) как раз накануне войны. Для этого безобразного сооружения он выбрал поистине восхитительное, хотя и чертовски ветреное место на высоком берегу моря. Как мог человек серьезно намереваться жить в таком чванном великолепии, не представляю. Вероятно, это и невозможно. По крайней мере его светлость умер через два месяца после того, как предпринял попытку, и с тех пор замок пустовал, пока какому-то гению не пришло в голову, что мраморные хоромы — идеальное место для обитания взводов машинисток, а бесконечные коридоры просто созданы для женщин-посыльных, чтобы бегать по ним, стуча каблуками, с папками или, того хуже, с чайниками в руках.
Мне выпала удача стать обладателем отдельной, умеренно тихой маленькой комнаты, предназначавшейся, как я догадываюсь, в качестве обители одному из слуг высшего ранга. В еще более тесной каморке рядом с моей расположилась моя секретарша. Она производит впечатление вполне квалифицированного работника и, слава богу, не склонна к болтовне — то ли немая, то ли просто робкая, этого я еще не понял, и лицо у нее из тех, что, раз увидев, никогда не вспомнишь. Так или иначе, сравнивая ее с другими здешними дамами — а я никогда и представить себе не мог, насколько забито женщинами будет это место, — я имею все основания быть благодарным судьбе за мою мисс Браун.
Что касается прочих сотрудников заведения, у меня пока не было возможности в них разобраться. Разумеется, есть начальник управления. Он обитает в олимпийском уединении библиотеки лорда Эглуисврва. Думаю, он представлял бы собой вполне разумное человеческое существо, не будь он Высокопоставленным Государственным Служащим, на время одолженным министерством финансов для руководства этой аферой. Но как таковой он малодоступен. В труппе, подобной нашей, изобилующей дилетантами и временными работниками вроде меня, он редко кого хвалит и с очень немногими вообще разговаривает. Бедняга! Полагаю, в конце войны он получит за свой тяжкий труд орден Бани или нечто подобное, но это будет вполне заслуженно.
Единственно, с кем я успел познакомиться ближе, — это сотрудники, живущие в служебной гостинице, или пансионе, который приютил и меня. Все они представляют собой братство (или сестринство) адептов мелкой продукции, и я полагаю, что получу массу удовольствия, наблюдая за особенностями их поведения. Кроме мисс Браун, здесь имеется некое странное существо по имени Гонория Дэнвил, чья основная функция в управлении состоит в приготовлении чая — излишне говорить, что это самое важное событие рабочего дня. Мисс Дэнвил — заметно глуховатая пожилая дружелюбная дама, но, надо признать, определенно чокнутая. Еще есть мисс Кларк, горгона, которая управляет своим департаментом лицензирования с чудовищной эффективностью и которую я боюсь до смерти.
Что касается мужской части компании, то следует назвать препротивного малого по фамилии Рикаби, затем бывшего секретаря поверенного по фамилии Филипс — добропорядочного господина средних лет, который, подозреваю, имеет виды на мисс Б. (кстати, ты должен его помнить, ведь фирма «Мэйхью и Тиллотсонз», если не ошибаюсь, была вашим клиентом), а также существо в роговых очках, некто Иделман, которого я пока не раскусил, могу лишь сказать, что он чрезвычайно умен и превосходно играет в бридж.
Не буду утомлять тебя дальнейшими описаниями, упомяну лишь еще об одном весьма забавном открытии, которое я сделал. Скромный человечек по фамилии Вуд оказался не кем иным, как писателем-детективщиком Эймиасом Ли. Уверен, что тебе попадалось кое-что из его писаний — порой довольно занимательных, хотя представления об уголовном судопроизводстве у него дикие. Очевидно, в течение некоторого времени он сохранял здесь свое инкогнито, поэтому смутился и покраснел до корней волос, когда я его разоблачил. Ему следовало бы присмотреться к местному колориту — прекрасный антураж для совершения убийства.
Кстати, это правда, что Барроуза-младшего прочат в Апелляционный суд? Мне казалось, что…»