Теперь, не будучи столь занятым, Петтигрю мог позволить себе отвлечься на подобные вещи, но пока еще не настроился на то, чтобы предпринять какие-нибудь действия. Несколько раз он собирался было поинтересоваться источником непривычного шума у мисс Браун, но подумал, что в данный момент будет безопаснее ограничить их общение сугубо деловой сферой. Но в каком смысле «безопаснее», он не мог бы сказать. Наконец он решил выяснить все сам и сделал это простейшим способом. Однажды днем, когда таинственный шум достиг апогея, он быстро вышел из кабинета и резко распахнул дверь, ведущую в коридор. Вероятно, сказалась долгая лондонская привычка переходить улицы, потому что он машинально посмотрел сначала направо, в направлении кабинета начальника управления, и как раз вовремя, поскольку успел мельком заметить мужскую фигуру, согнувшуюся пополам возле двери этого кабинета и совершенно очевидно подглядывающую в замочную скважину.
Едва он успел мысленно зафиксировать эту картинку, как мужчина выпрямился и, заложив руки в карманы, спокойно направился к нему, усиленно изображая непринужденность. Источник света находился у него за спиной, так что Петтигрю узнал мужчину, лишь когда тот приблизился к нему вплотную. Это был Вуд.
— Добрый день, — сказал он, поравнявшись с Петтигрю. Он изо всех сил старался говорить небрежно, но добился лишь того, что приветствие прозвучало сконфуженно.
— Добрый день, — ответил Петтигрю. Казалось, что сказать больше нечего, и Вуд собирался уже было пройти мимо, когда из-за открытой двери буфетной послышался тоненький женский смех. Тембр был знакомым, так что Петтигрю ничуть не удивился, когда в дверном проеме, зажимая рот носовым платком, появилась миссис Хопкинсон с красным от сдерживаемого смеха лицом.
— Здесь есть еще кто-нибудь из ваших друзей? — спросил Петтигрю, обращаясь к Вуду и стараясь, чтобы вопрос прозвучал неодобрительно. Из скучнейшего места на земле Марсетт-Бей, похоже, превращался в настоящий сумасшедший дом, и ему вовсе не хотелось покорно терпеть присутствие здесь этих конкретных его пациентов.
Не без удовольствия он заметил, что от уверенности Вуда не осталось и следа.
— Пожалуйста, не могли бы вы… не могли бы вы говорить не так громко? — пробормотал Вуд. — Видите ли, нам не положено здесь находиться, и… и…
Петтигрю не собирался ему помогать, а Веселая Вдова, судя по всему, от смеха не могла вымолвить ни слова. Так бы и заикался Вуд до бесконечности, если бы помощь не пришла с неожиданной стороны.
— Боюсь, мы попали в весьма неловкое положение, — произнес учтивый голос, и из буфетной появился Иделман. — Не возражаете, старина, если мы все зайдем на минутку в ваш кабинет? А то мы тут слишком на виду.
Петтигрю решительно возражал, в первую очередь против того, чтобы Иделман называл его «старина», тем не менее позволил трем незваным гостям затолкать себя обратно в кабинет. Здесь, снова перехватив инициативу, он быстро прошел за стол и уселся в кресло. Так он чувствовал себя в положении судьи и мог смотреть на нарушителей границ своих владений с чувством превосходства.
— Полагаю, — невозмутимо начал Иделман, — настал, как говорится, момент выложить все начистоту.
Петтигрю счел, что глупость его фразы лучше всего подчеркнуть, не удостоив ее ответом, поэтому молча ждал, когда Иделман заговорит снова.
— Мы оказались в изрядно комичной ситуации, — продолжил тот. — Дело в том, что Вуд пытался провести маленький эксперимент, а мы с миссис Хопкинсон должны были тем временем… Как бы это выразиться?..
— Стоять на стреме, — давясь от смеха, подсказала Веселая Вдова.
— Да-да, полагаю, это школярское выражение весьма точно определяет нашу выходку. Вуд, конечно же, очень не хотел, чтобы его застукали за занятием, которое вполне могло быть превратно истолковано, и…
Петтигрю начинал терять терпение.
— Вы имеете в виду, ему не хотелось, чтобы его застали за подглядыванием в замочную скважину начальника управления. Это я вполне понимаю, — сказал он. — Но вы меня очень обяжете, если перейдете ближе к делу и расскажете, что именно вы задумали.
— Что мы задумали? — вмешалась миссис Хопкинсон. — Вы хотите сказать, что сами не догадались? Разумеется, мы репетировали наш легкомысленный «сюжет».
Петтигрю в недоумении переводил взгляд с одного лица на другое.
— Думаю, это я должен все объяснить, поскольку ответственность лежит в первую очередь на мне, — сказал Вуд. — Человеку, не являющемуся писателем, это немного трудно понять, но я весьма горжусь тем, что в своих произведениях всегда придерживаюсь фактов. Я ведь принадлежу к реалистической школе письма. Вероятно, кто-то сочтет, что мне недостает воображения. Я действительно не могу писать о вещах и местах, которых не видел сам. Чтобы написать историю, мне нужен реальный антураж, а изучая его, я нередко попадаю в довольно щекотливые ситуации. Например, собирая материал для «Смерти на станции «Бейкерлоо», я был дважды арестован в метро за проникновение в зоны, куда посторонним вход воспрещен, и…