Белого и черного лебедя танцует одна и та же балерина. Какой лебедь для вас более привлекателен?
Белый.
Вы уверены?
Конечно. В белом лебеде — свет.
Но я же не спросила, с каким из лебедей вы бы хотели дружить…
(Смеется.) Кстати, оперную музыку я тоже люблю. Самая любимая опера — «Риголетто». Это была первая опера, которую я слышал. Я приехал с Дальнего Востока, с далекого гарнизона, и вдруг, во время вступительных экзаменов в институт, увидел афишу «Риголетто». Прошло уже лет шестьдесят, но я до сих пор помню, что партию Риголетто пел народный артист СССР Иванов. Самолет задержался, спектакль начался в одиннадцать часов вечера. Во время арии «Сердце красавицы» у меня потекли слезы… Недавно в Ленинграде я слушал эту оперу, но мне было неинтересно: Джильду пела кореянка, Риголетто пел казах. Сейчас все перемешалось…
Почему вы называете Санкт-Петербург Ленинградом?
Потому что для меня он Ленинград.
У вас когда-нибудь были депрессии?
Наверно. Я очень рано стал начальником. В 25 лет я уже был главным технологом крупного оборонного завода. Еще срок молодого специалиста не кончился, но директор был умницей и решил поставить такой эксперимент. Я ему потом говорил: вы ничем не рисковали. Получилось — директор хороший. Не получилось — пацана всегда можно убрать. Наш завод «Сигнал» был крупным многопрофильным заводом. Мы делали на химическом снаряжательном заводе металлические детали, которые не все машиностроительные заводы осваивали. Завод охраняли войска. Учитывая специфику этой работы, случалось всякое. Однажды ко мне в гости приехал племянник из Свердловска, и мы собрались в цирк. И вдруг такой взрыв, что вынесло дверь на балконе моего кабинета. Это была первая проба изделия. Я бросился бежать на завод и увидел воронку на месте здания испытательного цеха. Сразу же приехали военные, все оцепили. Учитывая, что таких случаев было много, стрессов, как вы понимаете, было предостаточно. Помимо ответственности, это еще очень тяжело морально.
Каждый такой случай разбирался отдельно?
Отдельно и досконально. Меня тогда предупредил директор: Леня, внимательно смотри, протокол какого цвета ты подписываешь при допросе. У протокола свидетеля и протокола обвиняемого разные цвета. После одного из несчастных случаев меня вызвали на коллегию в Москву. Чтобы вы представляли, я вам нарисую картинку. Небольшой зал на сорок — пятьдесят человек, в первом ряду сидят работники ЦК, Совмина, КГБ, а дальше — директора оборонных заводов и главные инженеры. На задней стене зала — дверь, а на ней красный крест. Я ломал голову: зачем там красный крест? Спросил помощника министра, он говорит: иногда уносят. И вот идет коллегия, и министр выносит решение: исключить из партии, снять с работы без права работы в отрасли. Я вышел на ватных ногах, ко мне подходит заместитель министра: утром к восьми приди один в кабинет министра. Мне было тридцать два года, и у меня никогда не было мыслей о самоубийстве, но тут я вышел на улицу, стою и думаю: что делать? И вдруг мой взгляд падает на афишу: футбол. Играет минское «Динамо» на стадионе «Динамо». Я еду на стадион. Как говорил Райкин: зеленое поле, а на нем бегают цветные человечки. Я посидел, посмотрел футбол и немного пришел в себя. Не дождавшись окончания матча, вышел со стадиона, поймал такси и поехал в аэропорт. За рулем была женщина, а номер машины был 13—13. Мы останавливаемся на светофоре, и нас обгоняет другая машина с точно таким же номером. Родители тогда жили в Минске, и я захотел увидеть их и поговорить с папой. Он бывший военный, подполковник. Посидели, поговорили. Поскольку минский аэропорт далеко от города, а первый рейс в Москву был в шесть утра, в четыре часа ночи я вызвал такси и уехал от родителей. Папа на пороге спросил: Леня, а ты что приезжал? — Просто обнять вас, — ответил я. Много лет спустя я увидел похожую сцену в фильме «Девять дней одного года», когда Баталов перед операцией приезжает к старику-отцу в деревню, а тот его спрашивает: сынок, а ты бомбу делал? …В восемь утра захожу в кабинет министра. Он с порога: снимать я тебя не буду, работай. Я был одним из немногих, кто позволял себе спорить с ним, отстаивать свою точку зрения. Конечно, он это ценил.
Это правда, что вы изобрели гранату?
Конечно! Я заслуженный изобретатель России.
Насколько я понимаю жизнь, для любого созидания нужна любовь. А для создания гранаты?