(Ясин Е. Структура российской экономики и структурная политика. Вызовы глобализации и модернизация. - М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2008. С. 42-43)
«Заметьте, гуманитарную помощь нам поставляли страны, которые еще недавно рассматривались в качестве потенциальных противников СССР. Ну, какие вам нужны военные расходы в такой ситуации? Для чего и как вы собираетесь воевать со странами, у которых просите гуманитарную помощь, в том числе для того, чтобы прокормить собственную армию?»
(Филиппов П., ред. История новой России. Очерки, интервью: в 3 т. - СПб.: Норма, 2011. Т. 1. С. 229)
Гипертрофированный советский ВПК обслуживал гипертрофированную армию. Ее нормальное содержание даже Советскому Союзу было непосильно, поскольку мы пытались противостоять Соединенным Штатам как нашему наиболее вероятному противнику. США по своей экономической мощи сильно превосходили СССР. Более того, часть военной нагрузки брали на себя американские союзники по НАТО, среди которых были такие высокоразвитые страны, как Великобритания, Франция, Германия, Италия. Наши союзники по Варшавскому договору в экономическом плане сильно отставали и значительной доли нагрузки нести не могли. Получалось, что СССР взваливал на себя сверхтрудное бремя. Уже сам этот факт предопределял то, что мы жили в советское время намного беднее капиталистического мира. И без серьезного сокращения армии нашу бедность мы преодолеть никак не могли.
Более того, в связи с распадом СССР военная нагрузка на российскую экономику стала еще больше. Другие страны постсоветского пространства не стремились сохранить себя в качестве великих держав и потому не слишком хотели финансировать армию. Россия же объявила себя правопреемником Советского Союза и сохранила в известной мере свои имперские амбиции. Соответственно, она должна была финансировать старые вооруженные силы, обладая экономикой, значительно меньшей по размеру, чем экономика СССР.
Желания пришли в противоречие с возможностями, и сокращение армии стало неизбежно. При этом недовольство сокращаемых столь же неизбежно должно было вылиться именно на российские власти, которые не могли сказать, как прибалты или кавказцы, что военное бремя, мол, было навязано им Москвой.
Борис Ельцин ставил задачу уменьшить наши войска с 3 млн до 1,9 млн человек. Однако сама по себе общая численность военнослужащих, подлежащих сокращению, с экономической точки зрения большой проблемой не является. Сократи призыв — и армия автоматически сильно уменьшится. А молодежь только выиграет от этого, поскольку ее перестанут отвлекать от учебы и работы.
Но вот сокращение офицерского корпуса представляло собой задачу, даже более сложную, чем конверсия и сокращение числа работников ВПК. Офицеру не скажешь, что мы, мол, прекращаем тебя финансировать из бюджета и крутись, парень, теперь, как можешь, ищи новую работу, выживай собственными силами. Страшно даже представить, как будет выживать собственными силами человек, обладающий оружием и навыками военных действий, но не финансируемый из бюджета. Особенно, если живет он не в крупном городе, а в маленьком военном городке, где в принципе никакой работы найти невозможно, кроме той, которую предоставляет государство.
Таким образом, сокращение офицерского корпуса в идеале должно сопровождаться переселением семей военнослужащих в обычные города, предоставлением им квартиры, выходного пособия и оказанием помощи в переобучении, поскольку военная специальность редко может быть востребована в гражданском секторе экономики. Решение подобной задачи в пореформенные годы было совершенно невозможно, так как СССР сформировал столь большую по численности армию, что даже те офицеры, которые должны были получать жилье в порядке очереди, сделать этого не могли. Когда же к ним добавились еще и сокращаемые военнослужащие, ситуация стала совсем безнадежной. Страна попала в ловушку: уволить людей нельзя, поскольку на это нет денег, и оставлять в армии нельзя, поскольку на это тоже нет денег.