Наш Персон, любезный наш читатель, не был уверен, что полностью принимает грубость и роскошество стиля R., лучшие образцы которого (например, «серая радуга мутно-туманной луны») — казались ему поистине манной небесной. Он поймал себя на том, что из вымышленного сюжета пытается вывести, в каком возрасте и при каких обстоятельствах писатель растлил Джулию: неужели еще в детстве, когда он (одна из самых восхитительных сцен романа!) — щекотал ее в ванночке, целуя мокрые плечи, а потом, в один прекрасный день, завернул в огромное полотенце и утащил к себе на ложе? Или же он флиртовал с ней в первый год ее студенчества, когда ему заплатили две тысячи долларов за выступление в огромном зале, битком набитом университетской и прочей публикой, — он прочел тогда старую новеллу, много раз напечатанную, но действительно замечательную. Как хорошо иметь такого рода талант!
20
Был уже двенадцатый час ночи. Он выключил в гостиной свет и открыл окно. Ветреная мартовская ночь на ощупь пробралась в комнату. За приспущенной шторой неоновая реклама ДОППЛЕР переключилась на лиловый свет, осветив мертвую белизну бумаг, оставшихся на столе.
Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и тихонько двинулся в соседнюю комнату. О том, что она заснула, обычно свидетельствовал громовой храп. Удивительно, как может такая тонкая и деликатная женщина выдавать столь поразительные вибрации. В начале их брака Хью побаивался, что она будет храпеть всю ночь, но, как оказалось, уличный шум, или перебой в собственном сне, или робкий муж, решившийся потихоньку прочистить горло, — потом заставляли ее вздрогнуть, вздохнуть, может быть, причмокнуть губами или повернуться на другой бок, после чего она спала уже беззвучно. На этот раз ритм сна, по-видимому, успел измениться, пока он еще работал в гостиной, и теперь, боясь повторения цикла, он старался раздеваться как можно тише. Потом он вспоминал, что пытался очень осторожно вытащить исключительно скрипучий ящик (обычно он не слыхал его голоса), чтобы достать чистую пару панталон, которые вместо пижамы надевал на ночь. Он шепотом выругался, услышав дурацкий жалобный вскрик старого дерева, и не стал запихивать ящик обратно, но как только он двинулся на цыпочках к своей половине постели, заскрипели половицы. Разбудил ли ее шум? Да, но не до конца — по крайней мере, оттаяло маленькое пятнышко на заиндевевшем стекле, и она что-то пробормотала про свет. На самом деле темноту прорезал всего один косой луч из гостиной, дверь в которую он оставил открытой. Он тихо ее прикрыл и на ощупь направился к кровати. Некоторое время он лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к другому назойливому слабому звуку — звуку воды, капающей на линолеум из прохудившейся трубы отопления. Выходит, вы боялись, что вам предстоит бессонная ночь? Не совсем. Вообще, ему очень хотелось спать, не нужны были даже подозрительно сильнодействующие таблетки «Морфи», которые он время от времени принимал. Но, несмотря на сонливость, он чувствовал, что его берут в окружение несколько тревожных мыслей. Каких мыслей? Обыкновенных, ничего страшного. Хью лежал на спине, выжидая, пока они сойдутся вместе, и они сошлись в унисон с бледными пятнами, незаметно прокравшимися на свои привычные места на потолке — глаза привыкали к темноте. Он думал о том, что жена опять симулировала женское недомогание, чтобы от него отвязаться; что она, наверное, и во многом другом его обманывает; что он ей тоже в каком-то смысле изменил, скрыв, что провел ночь с другой женщиной — с точки зрения времени, это было до брака, а с точки зрения пространства — в этой самой комнате; что готовить к печати чужие книги — значит губить свой собственный мозг; что ни повседневная работа, ни постоянные разочарования не имеют никакого значения перед лицом все растущей, все более нежной любви к жене; что в следующем месяце надо будет показаться глазному грачу. Хью заменил неправильную букву на «в» и стал дальше смотреть пестрящую поправками корректуру, в которую за его закрытыми веками превращалась темнота. Двойная систола стремительно вернула его к бодрствованию, и он пообещал своей неисправившейся личности довести ежедневное потребление сигарет до двух сердечных ударов.
— И потом вы отключились?
— Да. Может быть, я еще попытался поймать строчку-другую текста, но — да, я заснул.
— Вероятно, прерывистым сном?
— Нет, напротив, глубже я не спал никогда. Видите ли, предыдущая ночь была у меня почти бессонная.
— О'кей. Не знаю, осведомлены ли вы, что тюремные психологи-криминалисты изучают, кроме всего прочего, ту область танатологии{35}, которая связана со средствами и методами насильственной смерти?
Персон издал слабый звук, изображающий отрицание.
— Хорошо — поставлю вопрос по-другому: полицию интересует орудие, которым пользовался преступник; танатолог хочет знать, как и почему оно было использовано. Это понятно?
Подобный же ответ — утвердительный.
— Всякое орудие есть… ну, скажем, орудие. Оно может быть неотъемлемой частью работника, как, например, угольник столяра. Или из плоти и крови, как вот они (похлопав Хью по рукам, укладывает их на свои ладони, словно выставляя для обозрения или готовясь приступить к какой-то детской игре).
Ручищи Хью были возвращены ему, как две пустые миски. Далее ему было объяснено, что для удушения молодой особы могут применяться два метода: любительская, не слишком эффективная фронтальная атака и более профессиональный захват сзади. В первом случае шея жертвы крепко сдавливается восемью пальцами, в то время как большие пальцы зажимают его (или ее) горло; при этом остается риск, что он или она схватят душащего за запястья или отразят нападение каким-нибудь другим способом. Второй, более надежный путь состоит в том, что большие пальцы крепко упираются в шею юноши или, предпочтительно, девушки сзади, а остальные восемь нажимают на горло. Первый метод мы условно называем «Pouce»,[39] второй — «Пианист». Мы знаем, что вы напали с тыла, но тогда возникает вопрос: почему, когда вы планировали задушить свою жену, вы избрали именно «Пианиста»? Может быть, вы инстинктивно чувствовали, что внезапный и сильный захват дает наибольшие шансы на успех? Или у вас были какие-то другие, субъективные соображения — например, вы считали, что вам будет неприятно в ходе операции следить за сменами лицевого выражения?