Китай. Одна из множества тем, вызывавших наше обоюдное негодование. В этот список входили также водители джипов, необузданный капитализм, люди в мехах, люди, плюющие на улице, и бедственное положение палестинцев. Подобные навязчивые идеи сближали нас, спиралью перекручивая наше бестолковое, но такое благородное негодование.
В аэропорту две дамочки стоят в очереди, чтобы сдать в багаж свои сумки для гольфа.
— Боже мой, говорят, он такой красавчик, — щебечет низенькая женщина с пышной прической.
— Не могу поверить! — отвечает высокая в поддельном «Гуччи» с головы до ног.
— Да-да, прямо как кинозвезда. Похож на молодого Фернандо Эстрегана, только грудь пошире. Ну почему у меня нет охранников, таких как он?
— Говорят, он как современный Лимахон. Но больше даже Робин Гуд! Говорят, он работал на стройке в Саудовской Аравии, а когда вернулся, потерял все сбережения в одной из этих пирамид. Я слышала, что это он организовал все эти взрывы. Но я не верю. Он просто хочет отомстить этим Чжанко.
— Я знаю! Представляешь, каково ему без любимой? Он от любви совсем спятил!
Дамочка в «Гуччи» с благоговением достает местный гламурный журнал о знаменитостях и показывает подруге. На обложке — размытый портрет смуглого красавца в синей форме охранника. Он не из тех, кто ходит в плохо подогнанном обмундировании. Во всем его облике чувствуется достоинство, даже, пожалуй, благородство. В погонах и свисающем с плеча дробовике. В начищенном до гордого блеска жетоне. В непослушной копне черных волос, которые не смогла подмять под себя дурацкая кепка, обязательная для всех охранников. Выглядит он внушительно. Глаза смотрят так, будто всю жизнь он ждал шанса, который ему так и не представился.
— О боже! — произносит дамочка в «Гуччи». — Ням!
— А имя-то какое благородное! Вигберто Лакандула!
В самолете на Баколод наш любопытный протагонист закрывает глаза, повинуясь неотступному джетлагу и убаюкивающему гулу двигателей. Во сне он печатает текст. А может, это кто-то другой печатает. Видны только руки. Буквы складываются в слова. «Ты должен сделать выбор. Выбор непростой. Тебе придется выбирать, на чьей ты стороне. Сохранить нейтралитет не получится. А если получится, значит ты дезертир. Человек — это тебе не остров, не перешеек, не атолл, полуостров или континент[75]. На Западе все твое, на Востоке — все принадлежит им. Что бы они ни говорили, твоя история — только твоя, и ничья больше. Ты отвечаешь за нее, как отец за сына. К черту клеветников, к черту твое вечно недовольное семейство. Им не отнять твою историю только потому, что они в ней упомянуты. Руки прочь! Они уже наложили руки на свои жизни. Поздно! Началось. Ты при своих, они — при своих. Ничего не поделаешь, Поццо[76]. Ты не можешь ждать, пока они умрут. Потому что к мертвым нужно относиться с уважением. Правда, какое знамение заставит тебя решиться? Богатство и слава? Фейерверк? Страшное наводнение? Восстание? Огненная река? Еще одна смерть? Тебе придется сделать выбор. Независимость или долг. Любовь или свобода. Бедняжка из богатой семьи. Отец всегда в ответе за сына, но не сын за отца».
Кристо не был единственным сыном своего отца. Капитан был добрым католиком, но в начале 1860-х прижил-таки ребенка на стороне. Несмотря на отсутствие документального подтверждения, в семейных преданиях это бесстыдство упоминается как неоспоримый факт. Внебрачный ребенок — единокровный брат Кристо — вырос и стал монахом-августинцем. Брат Августино Сальвадор, в свою очередь, как говорят, обрюхатил в исповедальне четырнадцатилетнюю Ситу Рейес, дочь Хоселито, бродячего точильщика ножей из Баколода, знаменитого своим прекрасным баритоном; перекатывая точильный камень с улицы на улицу, он выдавал мелодичные рулады. Хоселито отказался от дочери, и Сита родила в богадельне. Когда монахини отняли у нее ребенка, чтобы воспитать его во Христе, в приюте Святого Лазаря в Илоило, Сита безвозвратно утратила рассудок. Как проклятая блуждала она по улицам Баколода в поисках своего ребеночка, готовая прибрать себе всякого оставшегося без присмотра младенца. Сын Ситы вырос под опекой монахинь и стал Респето Рейесом, влиятельным политиком, который на протяжении всей карьеры законного капитанского внука Нарцисо Лупаса Сальвадора II, по кличке Младший, противостоял ему по всем ключевым вопросам. Миф этот активно поддерживал сам Рейес, которому удалось создать вокруг собственной персоны культ настоящего висайского патриота: сам из народа, противник гегемонии испанских потомков, недосягаем для американцев. Однако в семье Сальвадор разговоров о нем всегда избегали, а любые упоминания встречались кривыми снисходительными ухмылками. Младший же реагировал на подобные инсинуации более резко, всякий раз утверждая: «Ублюдок не может быть порождением Сальвадоров».
75
*Аллюзия на крылатую фразу английского поэта-метафизика Джона Донна: «Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе».