— Совсѣмъ ребенокъ… Совсѣмъ мальчишка… — презрительно усмѣхнулся Холмогоровъ, подергивая свои усы.
— Всякая музыка у насъ есть. Все съ собой привезли… — похвастался Самоплясовъ, выходя изъ спальни, и пустилъ въ ходъ граммофонъ, который тотчасъ запѣлъ задавленнымъ, хриплымъ голосомъ какой-то цыганскій романсъ.
Въ это время вошелъ священникъ отецъ Іовъ.
— Трапезуете? — спросилъ онъ, держа лѣвую руку на желудкѣ, а правою поправляя волосы. — Я тоже зашелъ насчетъ трапезы поговоритъ, но только поминальной.
— Милости просимъ, батюшка… Пожалуйте…
— Не садимся за столъ и ждемъ васъ… Вотъ сюда прошу присѣсть, — предлагалъ Самоплясовъ и поставилъ ему стулъ.
— Да насчетъ этой-то трапезы вы меня оставьте… Я ужъ дома похлебалъ и подзакусилъ, а вотъ поминальная-то трапеза за упокой вашего папаши… — продолжалъ священникъ. — Меня сейчасъ волостной старшина нашъ Распоркинъ надоумилъ. Вѣдь трапезу-то для здѣшней родни будете устраивать… А родни у васъ уйма. Всѣ объявятся родней. Такъ предлагаетъ онъ вамъ волостное правленіе. Тамъ храминка о шести окнахъ. Тамъ и земскій судитъ, тамъ мы и чтенія христіанскія устраивали.
— Ну, что-жъ, чего-бы еще лучше! Спасибо Распоркину, — сказалъ Самоплясовъ.
— Столъ я дамъ, у насъ имѣются при церкви для освященія куличей въ Пасху доски и козлы… Мы ихъ вокругъ церкви ставимъ. Прекрасно и благообразно выйдетъ.
— Отлично, отлично… И вамъ большое спасибо, батюшка. Какой вы хлопотунъ!
— Да вѣдь для своихъ-же… А васъ я считаю все равно что роднымъ. Вѣдь мальчикомъ махонькимъ ко мнѣ бѣгали… Теперь покрыть ежели столы на манеръ скатеретокъ, такъ у моей попадьи холсты найдутся. Вымоете и потомъ возвратите, — развивалъ свою мысль отецъ Іовъ, наскоро выпивъ водки и отправляя себѣ въ ротъ соленыя закуски.
— Холстовъ-то и у насъ, пожалуй, хватитъ. Чего вы безпокоитесь! Надо будетъ только у тетеньки Соломониды Сергѣвны спросить, — говорилъ Самоплясовъ.
— Холстовъ у насъ хоть отбавляй… — откликнулась изъ-за дверей тетка, помогавшая Колодкину подавать на столъ и очевидно прислушивавшаяся къ разговору. — Вотъ только развѣ насчетъ посуды. Нельзя-же имъ хорошія тарелки и миски давать. Перебьютъ.
Отецъ Іовъ хоть и сказалъ, что дома «хлебалъ и подзакусывалъ», но пилъ и ѣлъ съ большимъ аппетитомъ, чокаясь съ учителемъ.
— Насчетъ посуды я обдумалъ, — продолжалъ онъ, прожевывая кусокъ и садясь за обѣденный столъ. — Посуда плевое дѣло. Глиняныхъ чашекъ и ложекъ для щей вы наберете у лавочника Василія Иванова Молочаева. Ну, и стакановъ или кружекъ… А ножей и вилокъ имъ не надо. Зачѣмъ ножи и вилки? Вѣдь въ сущности имъ главное вино и пиво при поминовеніи.
— А остальное неужели ни во что не цѣнятъ? засмѣялся Холмогоровъ, взявъ со стола съ закуской сыръ и отрѣзывая себѣ кусокъ.
— Право, не цѣнятъ. Здѣсь такой народъ. Да и вездѣ онъ одинаковъ, — отвѣчалъ отецъ Іовъ. — Помянуть по-ихнему — выпить. А остального и не надо, пожалуй. Вѣдь пирогъ, щи и кисель. Другихъ разносоловъ, я думаю, Капитонъ Карпычъ не будетъ имъ дѣлать. Ну, кутья… А для всего этого и деревянныхъ ложекъ довольно. Вилки для простого народа руки… А пить такъ онъ и изъ берестяного стакана склоненъ.
Колодкинъ во всемъ бѣломъ — въ курткѣ, передникѣ и колпакѣ — дѣлалъ все по ресторанному. Онъ принесъ къ столу кастрюльку, обернутую полотенцемъ, и тутъ-же при обѣдающихъ разливалъ въ бульонныя чашки борщокъ, а тетка Соломонида Сергѣевна подавала ихъ каждому и предлагала дьябли на тарелкѣ.
— Но только изъ-за храминки-то въ волостномъ придется вамъ, многоуважаемый, и старшину Распоркина пригласить на поминовенье-то, — обратился отецъ Іовъ къ Самоплясову.
— Всенепремѣнно. Какъ-же иначе? Старшина, — отвѣчалъ Самоплясовъ.
— Вѣдь у васъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, поминовеніе-то будетъ двоякое, то-есть дѣленіе на козлищъ и овецъ?
— А то какъ-же. Вотъ всѣхъ друзей моихъ приглашу къ себѣ на обѣдъ, сюда, а тамъ ужъ будетъ тетенька Соломонида Сергѣвна распоряжаться. Нешто возможно вмѣстѣ! Васъ попрошу сюда съ матушкой пожаловать. Отца дьякона съ супругой. Лѣсничему Ивану Галактіонычу Кнуту надо записку послать. Старшину… лавочника Молочаева, мельника, повитуху нашу, учительницу. Этихъ всѣхъ сюда.
— Писаря не приглашайте. Фанаберіи много въ головѣ, а толку мало, — шепнулъ отецъ Іовъ.
— Нельзя. Онъ мнѣ облаву устраиваетъ, бабъ въ лѣсъ сгонитъ.
Отецъ Іовъ взялъ чашку съ борщкомъ и нюхалъ.
— Что значитъ поварская-то стряпня! Ароматъ… — произнесъ онъ. — Это какъ называется? Не супъ де шассеръ?
— Борщокъ, — отвѣчалъ Самоплясовъ.