— Да ужъ это, Гордѣй Игнатьичъ, рѣшено. Все будетъ, — проговорилъ Самоплясовъ. — Прежде всего я устраиваю въ волостномъ правленіи посидѣлки для парней и дѣвушекъ, если Егоръ Пантелѣичъ позволитъ, — кивнулъ онъ на старшину.
— Я-то съ удовольствіемъ, но объ этомъ надо земскаго спросить, — далъ отвѣтъ старшина.
— И земскаго спросимъ. Надо мнѣ новую деревенскую сбрую обновить, такъ вотъ съѣзжу къ нему. А ужъ и сбрую-же я привезъ, Иванъ Галактіонычъ! Быкъ забодаетъ! — обратился Самоплясовъ къ лѣсничему. — Вмѣстѣ съ вами поѣдемъ. По рюмочкѣ, по рюмочкѣ хереску за устройство посидѣлокъ. Хочу посидѣлки на манеръ ассамблеи устроить, какъ Петръ Великій устраивалъ для просвѣщенія. Я недавно читалъ про эти ассамблеи… Пусть полируется здѣшній народъ отъ своего сѣраго невѣжества.
Самоплясовъ былъ уже изрядно разгоряченъ виномъ.
— Ого-го! Съ Петромъ Великимъ хочетъ сравниться! Ха-ха-ха! — ядовито захохоталъ Холмогоровъ.
Самоплясовъ нѣсколько опѣшилъ.
— Да не одни посидѣлки, — прибавилъ онъ. — Я небесную трубу привезъ, Иванъ Галактіонычъ астрономію устроитъ и выйдетъ какъ-бы маленькая консерваторія. Затѣмъ физическій кабинетъ для разныхъ понятіевъ насчетъ электричества. Иванъ Галактіонычъ все это чудесно знаетъ и мастеръ по этой части.
— Ахъ, ты, консерваторія! — опять захохоталъ Холмогоровъ.
— Обсерваторія, а не консерваторія я сказалъ, — поправился Самоплясовъ, гнѣвно взглянувъ на Холмогорова.
XV
Поминальная трапеза близилась къ концу. Роскошный обѣдъ, мастерски состряпанный Колодкинымъ, поразилъ всѣхъ справлявшихъ тризну по покойникѣ, но послѣднее блюдо, заупокойный кисель, поразилъ болѣе всего. Выложенный изъ формы на блюдо, онъ имѣлъ полосатый рисунокъ и состоялъ изъ траурныхъ цвѣтовъ — чернаго и бѣлаго: бланманже чередовалось съ темно-коричневымъ желе, сдѣланнымъ изъ шоколада съ подожженнымъ сахаромъ. Послышался одобрительный шопотъ. Дьяконъ, созерцая кисель, не удержался и въ восторгѣ произнесъ съ глубокимъ вздохомъ:
— Воззрите, до чего человѣкъ даже въ стряпнѣ ухищряется! Премудрость и ничего больше.
— Мастакъ поваръ, совсѣмъ мастакъ… — сказалъ отецъ Василій Тюльпановъ, пробуя кисель.
— Мажордомъ онъ у меня, а не поваръ, — поправилъ его Самоплясовъ. — Этотъ чинъ выше повара.
— Артистъ кулинарнаго искусства! — похвастался писарь фигуральностью выраженія.
— Знаете что, господа? — закричалъ учитель. — Надо выпить за здоровье мажордома! Я потому это предлагаю, что его должно причислить къ большимъ художникамъ своего дѣла.
— Слѣдуетъ, слѣдуетъ… — одобрили хоромъ гости предложеніе, но отецъ Іовъ, поднявшись со стула, растопырилъ руки и остановилъ всѣхъ.
— Позвольте, господа, позвольте! Мы еще главнаго не исполнили! Не исполнили то, что по православному обычаю при киселѣ требуется.
Оказалось, что отъ восторговъ при видѣ киселя забыли пропѣть «Вѣчную память».
И вотъ всѣ бросили ложки и запѣли «Вѣчную память». Пѣли всѣ трапезующіе гости, пѣлъ даже басовой октавой «мажордомъ» Калина Колодкинъ. Колодкипъ, какъ и гости, былъ уже совсѣмъ пьянъ и даже покачивался.
Когда печальное пѣніе стихло, учитель, обернувшись къ Колодкину, опять возгласилъ:
— Господа, предлагаю выпить за здоровье мажордома Колодкина, великаго мастера кулинарнаго искусства!
И расчувствовавшіеся гости, всѣ, кромѣ Холмогорова, потянулись съ рюмками къ Калинѣ Колодкину. Даже самъ хозяинъ, Самоплясовъ, налилъ Колодкину стаканъ вина, протянулъ ему свой собственный, чокнулся и восторженно произнесъ:
— Спасибо, удружилъ… Не забуду…
Кто-то крикнулъ ура… Ура подхватили гости. Колодкинъ выпилъ залпомъ стаканъ поданнаго ему вина, стоялъ, таращилъ глаза и плакалъ пьяными слезами.
Поминальный обѣдъ совсѣмъ уже потерялъ свой поминальный характеръ.
Но тутъ лѣсничему пришло на умъ, что, чествуя мажордома, совсѣмъ забыли про хозяина.
Онъ сообщилъ объ этомъ сосѣдямъ по столу. Начали шептать объ этой неловкости, всѣ разводили руками и сознавали, что пить за здоровье хозяина послѣ тоста, провозглашеннаго за его повара, неудобно. Лѣсничій однако нашелся и, когда кисель былъ съѣденъ, закричалъ:
— Почтенные сотрапезники! Будемъ теперь благодарить хозяина! Предлагаю по русскому обычаю въ благодарность качать его.
— Качать, качать Капитона Карпыча! Качать хозяина! Качать Капитошу! — неистово вторили гости.