В наследии европейских и американских просветителей идеи демократии, свободы и прав человека, как неоднократно подчеркивалось, занимали важнейшее место. И Север, и Юг апеллировали в развернувшемся конфликте, принявшем характер Гражданской войны, к Войне за независимость как общему архетипу. Имена отцов-основателей были у всех на устах, а основополагающие документы первой Американской революции: Декларация независимости, Конституция 1787 года, Билль о правах служили главной опорой в конституционном споре двух регионов. Еще в 1838 г. А. Линкольн: «Будем свободными до конца. И будем до конца почитать имя Вашингтона, и никому, никакому врагу не позволим осквернить его усыпальницу. Пока он спит… На этом да будет зиждиться величественное здание Свободы, как скала на своем основании. И тогда, как было сказано о еще более великом установлении, „врата ада не одолеют его“»[1511].
Историческое наследие Войны за независимость отразилось и в визуальных символах, используемых пропагандой как Севера, так и Юга. Образ «кавалера», принятый южанами, был символическим отторжением пуританской культурной традиции Севера, ассоциируемой ими со стереотипом янки. Обе стороны опирались на проверенные временем вербальные и визуальные образы, в том числе античные (образ Свободы и Колумбии, брата Джонатана и кузена Родерика), символику американского флага (звезды и полосы), американского герба (орел, лавровые ветви и др.)[1512]. Юг грезил о «греческой демократии древних Афин». Со времен Джефферсона Юг, по мнению Б. Уайт-Брауна, конструировал свой образ на матрице идиллического аграрного общества[1513]. Север уже реализовывал на практике индустриальную рыночную модель экономики вместе со стремлением к расширению политической демократии, в то время как Юг представлял собой периферийную модель мирового капитализма. Нараставшее противостояние Севера и Юга усиливало дивергентные процессы в национальной социокультурной модели, вело к формированию двух культурно-идеологических систем, к поиску их самоидентификации. Сложившаяся ситуация диктовала каждой стороне необходимость создания политических псевдомифов, опоры на разные культурные архетипы. Как Юг, так и Север апеллировали к мифу как к наиболее универсальной форме объяснения социальных явлений, создавали политические концепты, приспособленные к формированию парадигмы «Мы-Другие»[1514]. Взаимные репрезентации создавали отторжение культурных практик, формируя противоположные ментальные образы «себя» и «другого». Стереотип Юга в представлениях северян: варварство, дикость, отсталость, несовместимость с передовыми просветительскими и либеральными идеалами XIX столетия. Для южан Север был очагом радикальных «измов» (феминизм, аболиционизм, социализм и др.), пуританского лицемерия янки. Каждая секция вписывала другую в собственную дискурсивную практику и делала его объектом своей ненависти.
Концепт свободы был общим и для Севера и для Юга со времен Войны за независимость. Однако Север в ходе Гражданской войны ясно осознал, что свобода невозможна без полной и окончательной отмены рабства. И об этом четко сказал Линкольн, заявивший в своем втором инаугурационном обращении к нации, что конфликт не закончится, «пока каждая капля крови, пролитая от удара плетью, не будет оплачена другой, пролитой от удара мечом»[1515]. Рассуждая о различном понимании свободы северянами и южанами, он подчеркивал: «Это два не только различных, но и несовместимых явления, которые называются одним и тем же словом „свобода“. И отсюда следует, что каждое из явлений называется соответствующими сторонами двумя различными и несовместимыми именами — свободой и тиранией»[1516].
1511
Евангелие от Матфея. 16:18;
1512
1513
См.:
1514
1515
Инаугурационные речи президентов США от Джорджа Вашингтона до Джорджа Буша (1789–2001 гг.) с историческим комментарием / под ред. Э. А. Иваняна. М., 2001. С. 224.