В дополнение к запрету на установление государственной церкви ряд штатов запретил священникам занимать гражданские должности или быть депутатами легислатуры (конституция Делавэра, ст. 29; конституция Джорджии, ст. LXII). Создатели конституции Нью-Йорка обосновывали этот запрет в рамках локковской логики: «Служители Евангелия в силу своей профессии посвящены служению Богу и заботе о душах и не должны отвлекаться от своих великих обязанностей, следовательно, ни один служитель Евангелия или священник какой бы то ни было деноминации не должен в любое время после этого, под любым предлогом или под каким бы то ни было видом получить право или возможность занимать какую-либо гражданскую или военную должность или место в этом штате» (ст. XXXIX). Дж. Адамс рассуждал: «Смешение характера священника с характером государственного деятеля, совершенно не требуется теперь в наших колониях и не дает никаких положительных результатов. Духовенство повсеместно слишком мало знакомо с миром и способами ведения дел, чтобы заниматься гражданскими делами с какой-либо пользой. Кроме того, те из них, которые действительно являются учеными, беседовали с книгами гораздо больше, чем с людьми, и слишком обременены тщеславием, чтобы быть хорошими политиками»[636]. Это отвечало не только просвещенческим представлениям о власти, но и традициям колоний. Исключение священников из светской власти — практика, унаследованная от англиканской церкви[637].
При этом веротерпимость «отцов-основателей» имела свои границы. Вера в Верховное существо (под этим подразумевался обычно христианский Бог) по-прежнему считалась важным элементом, скрепляющим сообщество. Религиозных цензов на выборах не существовало только в Род-Айленде. В Пенсильвании от должностных лиц требовалось верить в боговдохновен-ность Ветхого и Нового завета (конституция Пенсильвании, секция 10), в Делавэре — признавать троицу (конституция Делавэра, ст. XXII). В Нью-Джерси занимать посты в органах местной власти могли только протестанты (конституция Нью-Джерси, ст. XIX).
Одна из краеугольных тем для многих просветителей — принцип народного суверенитета. Собственно, сама по себе теория общественного договора предполагала, что власть изначально передается от народа к избранным им органам власти. Последовательную теорию неотчуждаемого суверенитета народа разработал Ж. Ж. Руссо. Именно народ-суверен в его концепции должен был предотвратить возникновение авторитарной власти. Прежде всего, поскольку «суверен образуется лишь из частных лиц, у него нет и не может быть таких интересов, которые противоречили бы интересам этих лиц»[638]. Вторая гарантия — принцип общей воли народа, которая только и может служить основой создания законов; законы, не одобренные всем народом, в концепции Руссо вообще не являются законами[639]. Наконец, последнее средство — периодические референдумы по двум вопросам:
«Угодно ли суверену сохранить настоящую форму правления?»
«Угодно ли народу оставить управление в руках тех, на кого оно в настоящее время возложено?»
Гарантией того, что правительство послушно уйдет в отставку по первому требованию народа, служила, очевидно, угроза насильственного его свержения, заключенная в праве народа на восстание.
Предоставлял ли Локк, как Руссо, народу право контроля за действиями правительства? И. С. Нарский это признает, хотя и считает, что в концепции Локка народный суверенитет в большой мере иллюзорен[640]; Т. Л. Кривушин отрицает[641]; все это говорит по меньшей мере о неясности и двусмысленности позиции самого Локка. Гарантией того, что правительство не злоупотребит своей властью, являлся для Локка не столько контроль со стороны народа, сколько взаимоконтроль различных звеньев внутри самого правительства.
636
Letter from John Adams to Abigail Adams, 17 September 1775 [electronic edition]. Adams Family Papers: An Electronic Archive. Massachusetts Historical Society. URL: http://www.masshist.org/digitaladams/ (дата обращения: 29.04.20).
637
638
639
«Всякий закон, если народ не утвердил его непосредственно сам, недействителен; это вообще на не закон». Там же. С. 222.
641