В конституциях штатов федеративная власть не выделялась в самостоятельную ветвь. Но соответствующие полномочия выделялись, причем их разделяли между исполнительной и законодательной ветвью. Так, по конституции Южной Каролины, «губернатор и главнокомандующий не имеет права начинать войну, заключать мир или подписывать какой-либо окончательный договор без согласия сената и палаты представителей» (конституция 1778 г., ст. XXXIII). Несколько иначе видел федеративную и исполнительную власть Т. Парсонс, постаравшийся согласовать локковскую теорию со «Статьями Конфедерации». «Внешняя» исполнительная власть (т. е. федеративная), рассуждал Парсонс, в США передана всецело в ведение Континентального конгресса. Штат располагает лишь «внутренней» исполнительной властью. Отсюда и основные функции губернатора: забота об исполнении законов и о безопасности штата, но никак не объявление войны и заключение мира[688]. В конституции Массачусетса отразилась именно эта концепция; о войне и мире в ней вообще не упоминается.
Отразилась в конституциях штатов и такая популярная просвещенческая идея, как гуманизация уголовного законодательства. Эпоха Просвещения сформулировала новые требования к уголовному законодательству: гуманизм, справедливость, равенство всех перед законом, соответствие вины и наказания. Ш. Л. Монтескье так сформулировал принципы нового уголовного права: «Благоразумный законодатель постарался бы умиротворить умы справедливой умеренностью наказаний и наград, правилами философии, морали и религии, соответствующими характеру данного народа, разумным применением правил чести, наказанием посредством стыда, радостями постоянного житейского благополучия и мирного благоденствия»[689]. Он же говорил о том, что жестокость наказаний подходит только деспотическим государствам; что хороший законодатель старается не столько карать, сколько улучшать нравы и тем предупреждать преступления[690].
Ту же тему развивал итальянский реформатор Чезаре Беккариа. Беккариа, в отличие от Локка, Монтескье, Руссо или Вольтера, не фигурировал или почти не фигурировал в предреволюционной прессе. Однако его работа «О преступлениях» изучалась американскими юристами. В частности, Джефферсон изучал его труды в Уильямсберге[691]. Беккариа писал: «Чем более жестокими становятся наказания, тем более ожесточаются души людей, всегда подобно жидкостям, стремящиеся стать на один уровень с предметами, их окружающими, и всегда живая сила страстей приводит к тому, что по истечении сотни лет жестоких наказаний колесование внушает не больше страха, чем прежде внушала тюрьма»[692]. Итальянский реформатор выступал за отмену смертной казни и пыток, а также телесных наказаний, поддерживал принцип соразмерности между преступлением и наказанием и настаивал на том, чтобы главной целью уголовной политики было предупреждение преступлений[693].
Похожие концепции фигурировали и в английском Просвещении. Об исправительном тюремном заключении писали Иеремия Бентам и социальный реформатор Джонас Хэнвей, о профилактике преступлений — писатель и организатор первой лондонской полицейской службы Генри Филдинг. Социальные корни преступности исследовал в своей публицистике Дэниэль Дефо[694].
Идеи Монтескье и Беккариа легко прослеживаются в ранних конституциях штатов. Конституция Южной Каролины обещала, «что уголовные законы, применявшиеся до сих пор, будут исправлены, а наказания в некоторых случаях станут менее кровавыми и вообще более соразмерными преступлению» (конституция Южной Каролины 1778 г., ст. XL). Реформу уголовного законодательства сулила и конституция Пенсильвании (секц. 38). Декларация прав Мэриленда говорила о том, «что кровавых законов следует избегать, насколько это согласуется с безопасностью штата; и никакой закон, вводящий жестокие и необычные наказания, не должен быть принят в каком бы то ни было случае, в какое бы то ни было время» (ст. XIV).
Авторы пенсильванской конституции, а вслед за ними и вермонтцы включили в свой основной закон почти дословную цитату из Беккариа. Итальянский просветитель был убежден, что смертная казнь в качестве средства устрашения потенциальных преступников менее эффективна, нежели более длительные наказания: «Не суровость, а продолжительность наказания производит наибольшее влияние на душу человека, потому что на чувства наши легче и устойчивее воздействуют более слабые, но повторяющиеся впечатления, чем сильные, но быстро преходящие потрясения… Смертная казнь для большинства является зрелищем, у некоторых она вызывает чувство сострадания, смешанное с негодованием. Оба эти чувства больше занимают душу зрителей, чем спасительный ужас, на который рассчитывает закон»[695]. Пенсильванцы развили эту мысль, постаравшись совместить длительность наказания (каторжные работы) и традиционную для раннего Нового времени публичность кары: «Для более эффективного удержания от совершения преступлений продолжительными публичными наказаниями длительной продолжительности и для того, чтобы сделать кровавые наказания менее необходимыми, должны быть предусмотрены дома для наказания каторжными работами тех, кто будет осужден за преступления, не связанные с смертной казнью; при этом преступники должны быть заключены в тюрьму на благо общества или для возмещения вреда, причиненного частным лицам; и все лица в надлежащее время должны быть допущены к лицезрению заключенных за работой» (конституция Пенсильвании, секц. 39; ср.: конституция Вермонта, секц. XXXV).
692
Чезаре Беккариа О преступлениях и наказаниях (1764 г.) (избранные параграфы) URL: http://www.index.org.ru/turma/in/bekkaria.htm (дата обращения: 29.04.20).
693
См. подробнее:
694
См. об этом: