Блага «более совершенного Союза», перечисленные в преамбуле, собственно, суммировали представления «отцов-основателей» об общем благе. Как будет видно из дальнейшего, классические республиканские концепты в Конституции США все же присутствуют, а антифедералистам вовсе не были чужды либеральные идеи.
Как и конституции штатов, федеральная Конституция базировалась на принципе разделения властей. На его необходимости настаивали как федералисты, так и их оппоненты. Гамильтон разбирал государственное устройство, созданное «Статьями Конфедерации». Его основным пороком политик считал смешение исполнительной и законодательной власти в Континентальном конгрессе, «противное самым одобряемым и хорошо обоснованным максимам свободного правления»[797], а также отсутствие федеральной судебной власти, которая могла бы разбирать дела общего характера и особенно те, в которых замешаны иностранные державы и их подданные. Джефферсон, вечный противник Гамильтона, в этом вопросе полностью с ним соглашался. В 1787 г. Джефферсон писал Дж. Адамсу: «Первый принцип хорошего правления — это, конечно, распределение власти между исполнительной, судебной и законодательной властями, а также подразделение последней — законодательной — на две или три ветви»[798]. Излагая те же принципы на пенсильванском ратификационном конвенте, У. Финдли комментировал: «Так подсказывают Монтескье и разум»[799]. И труды Монтескье действительно стали той основой, на которой построена схема разделения властей в федеральной Конституции.
В политической теории федералистов разделение властей дополнялось системой сдержек и противовесов. Именно этим гарантировалось, что ни одна из ветвей власти не узурпирует чужие полномочия и не станет деспотической. Уилсон немного позднее перечислял черты совершенного государства: оно должно обеспечивать контроль над системой управления лишь лучшим из граждан; поощрять у правителей проявление лучших, а не худших сторон человеческой природы; при помощи сдержек и противовесов побуждать даже дурных людей действовать на общее благо[800]. Нью-йоркский федералист «Курций» писал о Конституции 1787 г., которую считал идеалом политического устройства: «Здесь искусно соединены источники энергии, мудрости и добродетели… Здесь установлены мудрые препоны амбициям правителей и своеволию управляемых. Здесь мы находим прекраснейшие ограничения эгоизма и прочнейшие гарантии гражданской свободы»[801].
А вот антифедералисты воспринимали «сдержки и противовесы» Конституции 1787 г. как недопустимое смешение ветвей власти. У. Финдли объявлял, что «в этой Конституции смешаны законодательные и исполнительные органы власти»[802]. В качестве примера он приводил требование «совета и согласия» Сената при назначении должностных лиц (ст. II, разд. 2). Его единомышленник Р. Уайтхилл в доказательство той же мысли ссылался на функции вице-президента как председателя Сената (ст. I, разд. 3)[803]. Такое смешение казалось им опасным. Виргиния и Род-Айленд потребовали внести в Конституцию особую поправку: «Законодательная, исполнительная и судебная власть правительства должны быть разделены и различны»[804].
Обе стороны ссылались на Монтескье; но антифедералисты, пожалуй, понимали принцип разделения властей несколько формально, абсолютизировали его. Для них гарантии против угнетения со стороны исполнительной и законодательной власти заключались в ротации кадров на частых и регулярных выборах. «Бывший офицер Континентальной армии» из Пенсильвании тосковал по «ротации, этой благородной прерогативе свободы»[805]. О том же говорилось в пенсильванской петиции против ратификации[806].
797
802
Ср. у Монтескье: «Если власть законодательная и исполнительная будут соединены в одном лице или учреждении, то свободы не будет, так как можно опасаться, что этот монарх или сенат станет создавать тиранические законы для того, чтобы так же тиранически применять их»
805
An Officer of the Late Continental Army // Philadelphia Independent Gazetteer. Nov. 6, 1787.
806
DHRC. Vol. 2. P. 711. Также в ратификационных документах Виргинии и Род-Айленда: DHRC. Vol. 10. P. 1551; Vol. 26. P. 997–998.