Марс теперь шел впереди, и глаза его без остановки анализировали всю видимую территорию. Он чувствовал себя хищником, тем самым волком из кошмаров Сильвана, и эта придуманная роль тешила его самолюбие. Так приятно было воображать себя сильным, смелым, ко всему готовым, в темноте словно бы проступала вся его сущность, и, если бы кто-нибудь предложил устроить сейчас знаменитые римские гладиаторские бои, Марс немедля бы поддержал идею. Ему льстила мысль, что люди могут его одновременно любить, презирать и бояться. Это казалось идеальной репутацией.
– Не волнуйся, он заговорит, никуда не денется, – Марс рассуждал так, будто собирался вытащить из земли живого пленника.
– Я, правда, не хочу тебя разочаровывать, но чем больше мы тут торчим, – Нокс ударял лопатой по деревьям, притворяясь, будто срубает их, – тем меньше мне кажется, что идея того стоит.
– Свежий воздух нас отрезвил, – негромко согласилась Аврора и бойко отскочила, когда Нокс замахнулся лопатой на очередное дерево возле нее.
Руководитель всей операции видел простое решение проблемы:
– Значит, выпьем еще.
– Но так ли нам это надо?
Марс обернулся, но Нокс нисколько не смутился: пришло время учиться не поддаваться этому сверхвзгляду, отбиваться от него всеми силами, противостоять до последнего вздоха. Но вот глаза Марса поползли в сторону, и через мгновение он констатировал весьма пугающий факт, хотя сначала никто не воспринял его слова всерьез:
– Ophidia in herba14.
– Это так ты хотел меня оскорбить? – Нокс с нескрываемым презрением усмехнулся и демонстративно отвернулся. – Попробуй еще раз, – добавил он и поднял лопату, чтобы снова попытаться снести дерево. Дали бы ему в руки пилу, и леса бы здесь не осталось.
– Замри! – неожиданно воскликнула Аврора и схватила Нокса за локоть. – Там на самом деле змея.
Все трое уставились на притаившуюся у камня гадюку. Едва заметные в темноте шестьдесят сантиметров серо-коричневого тела с черными отметинами зигзагообразной формы от хвоста до головы и маленькими темными глазками лежали в паре шагов от студентов. Выглядела картина дикой природы так, словно из леса сегодня никто уже не выйдет.
Минута молчания показалась вечностью.
– Сделайте что-нибудь, – Аврора не сомневалась, что этот кошмар наяву почувствовал ее страх и теперь готовился к многообещающему нападению.
– Что сделать? – прошипел, повторяя за змеей, Марс. Все его геройство как рукой сняло.
Они стояли неподвижно и не имели ни малейшего понятия, как вернуть ощущение приятной безопасности.
– Убить, – вдруг сказал Нокс и, ни с кем не посоветовавшись, запустил своей многофункциональной лопатой в гадюку.
Это оказалось худшим решением в его пока что непродолжительной жизни.
Хоть змее и удалось увернуться, простить такой поступок она точно не могла, поэтому, выпустив на волю весь свой чистый гнев, она, словно бешеная, бросилась на Нокса под отчаянные крики Авроры.
Укус пришелся в лодыжку. Выглаженные черные брюки нисколько не помогли Ноксу избежать своего наказания. Он взвыл, словно его бросили в кипящий котел, и упал на землю, и будь змея другого вида, то она бы точно проглотила беззащитного парня целиком, настолько ей хотелось его уничтожить. Но гадюка сделала все, что смогла, и, выпустив пар, с чувством выполненного долга поползла в том направлении, куда студенты как раз и собирались идти.
– Какого хрена! Черт! Я же сдохну! Слышите? Черт, черт, черт! – Нокс с трудом подвернул штанину и посмотрел на шрам от клыков. Его руки тряслись, а сам он истерично выплевывал звуки страха, и если бы кто-нибудь услышал его вдалеке, то подумал, что произошло как минимум убийство.
Аврора без раздумий опустилась на колени и поближе рассмотрела рану с небольшими каплями крови. Выглядело действительно страшно. Из всего случившегося напрашивался только один разумный вывод:
– Нужно ехать в больницу.
Нокс схватился за голову, словно она закружилась, как карусель, которую нужно было скорее остановить, чтобы внутренности не вывернулись наизнанку.
– Я умру! Умру! Прямо вот здесь! В этом гребаном Келшалле.
– Успокойся. Ничего ты не умрешь, – фыркнул Марс и полез в тканевую сумку, что все это время висела у него на плече. Он вытащил один из пакетиков, раскрыл его и достал таблетку, и все в полном, но едва ли благородном молчании.